к нему. Приобняв его за плечи, Алиса потянулась к его уху. Какое-то слишком холодное дыхание коснулось его кожи и заставило поежиться.
– Я всегда буду рядом. Как ты этого еще не понял?
***
Это воспоминание, несмотря на то, что, как и все остальные, будто принадлежало совсем не мне, было одним из самых ярких, что я помнил до того, как все мои дни погрузились в нескончаемую череду белых халатов, медикаментов и уколов.
Она говорила по телефону: «Я всегда буду рядом» – и у меня не оставалось ни одного живого места на сгибах обеих рук.
Она приходила навестить меня в палату, как всегда не по погоде одетая, вся такая неправильная, вечно идущая против системы и самого здравого смысла, – и мне ставили капельницы, от которых тошнило и тянуло в сон.
Она обнимала меня, рассказывая, как ей тяжело без моего тепла, участия и заботы, – и меня накачивали таблетками, после которых сутки ничего не хотелось делать, в том числе и жить.
Спустя пару лет посещения Алисы стали реже. Она заглядывала уже раз в месяц, притаскивая с собой авоську фруктов, садилась на край кровати и долго рассказывала о том, что творится в мире, в городе, в ее голове. Врачи, которые заглядывали в палату в этот момент, косились на нас неодобрительно, но когда она уходила – отчего-то радовались и писали что-то в свои блокноты. Я всегда наивно полагал, что они замечают какие-то улучшения после визитов подруги, ведь я на тот момент уже несколько лет как провел в изоляции, и не проходило и дня, чтобы я не спросил, когда же меня, наконец, отпустят домой.
Когда я отметил свое двадцатипятилетие, а после – и пятилетний юбилей нахождения в психиатрической клинике, Алиса, по всей видимости, забыла о данном ею обещании всегда быть рядом. За неимением общения с подругой я стал просто надеяться, что она жива и здорова и, наконец, встретила человека, с которым будет просто по-женски счастлива. Хоть я и не мог отделаться от ощущения предательства и измены, я все же понимал, что это эгоистично – удерживать рядом девушку, с которой у нас нет будущего. Но, не смотря на это понимание, я день за днем прогонял в голове мысли, где она может быть и с кем. Пользуясь возможностью раз в день совершить звонок домой, я набирал давно вызубренный номер мобильного Алисы, но день за днем слышал в трубке лишь гудки.
Врачи одобрительно кивали головой и снова хватались за свои блокноты, которые в такие моменты хотелось выхватить из их цепких пальцев и зашвырнуть куда подальше, предварительно разорвав на части.
А теперь я видел буквы на записке, написанные маминым почерком, и понимал, что это тот самый дом, в котором я провел столько дней, пытаясь хоть как-то сблизиться с Алисой, а иногда, наоборот, отдалиться от нее.
Я всего лишь пытался сделать хоть что-то, чтобы это навязчивое состояние прошло. Чувства на грани любви и ненависти выпивали у меня остатки сил, которых и так было катастрофически мало, но я не мог ничего поделать с ними много лет. И только семь
