сказал Копытин, – и учтите, что под флагом Красного Креста можно провезти все. В Москве очень неспокойно. Чекисты убили Бориса Аверьяновича Басова, забрали его редчайшую коллекцию.
– Я слышала, Виктор, это ужасно. – Глаза Олечки наполнились слезами.
– Алешу Климова убили. Вашего поклонника.
– Господи, Алешу? За что?
– Он хотел справедливости.
– Виктор, – Ольга схватила Копытина за рукав, – спасите нас. Умоляю!
– А ваш папенька, Григорий Нилыч?
– Он сидит на своих камнях. «Это – для истории. Это – для искусства». Ах, Виктор, вы же знаете отца. Попробуйте поговорить с ним сами.
Копытин поглядел на Ольгу, усмехнулся, дернул щекой:
– Попробую.
Несколько минут назад Манцев вернулся от Дзержинского. Разговор с Феликсом Эдмундовичем был обстоятельным и долгим.
И, сидя в кабинете, Манцев снова и снова вспоминал его, думая над словами председателя ВЧК и МЧК. Манцева всегда поражало смелое, аналитическое мышление Дзержинского, неожиданность его решений, тонкое знание политической обстановки.
– Бандитизм, Василий Николаевич, – сказал Дзержинский, – сегодня явление не только уголовное. Он компрометирует власть рабочих, кое-кто пытается представить это как неспособность большевиков управлять государством. Следовательно, бандитизм есть явление политическое. Тем более что, как нам известно, белая контрразведка пытается его использовать.
– Мы делаем все, что можем.
– Дорогой Василий Николаевич, я об этом знаю, более того, я знаю, как трудно людям из группы Мартынова вести оперативную и следственную работу. Криминалистика – наука. А нам приходится постигать ее под бандитскими пулями. Кстати, как вам помогает Бахтин?
– Хорошо.
– Пока они нам нужны. Помните об этом. Потом мы разберемся с ними.
– Но тем не менее, Феликс Эдмундович, я хотел бы вам рассказать о нашем плане ликвидации банды Собана.
– Я прочел вашу докладную записку. Считаю, что все правильно. Только прошу вас об одном – берегите людей. Любую операцию мы должны проводить с минимумом потерь. Теперь о профессоре Васильеве. Он сдал свои драгоценности государству. Да, не удивляйтесь, все до последнего камня. В своем письме Луначарскому он написал, что деньги эти должны пойти на организацию народного образования.
– Это поступок.
– Подлинный патриот отечества всегда помогает ему в трудную минуту. Но тем не менее я позвонил в Гохран, вам выдадут, естественно на время, одну из вещей Васильева. Начинайте операцию и помните о людях.
В дверь постучали. Вошел Мартынов.
– Что?
– Все готово.
– Давайте рапорт.
Манцев сел за стол. Крепко потер ладонью лицо, отгоняя сон, хлебнул из стакана остывший чай. Поднял бумагу ближе к свету, начал читать. Чем больше читал, тем удивленнее становилось у него лицо.
– Вы, братцы, меня в острог хотите посадить? Сам думал или кто посоветовал?
– Вместе с Бахтиным.
– Ему
