бугры… Кусал он цепь свою,Завопил, зарыдал и грохнулся в ладью, —
Но тут три пары рук солдатских протолкнули
Его в колодезь тьмы… И томительный вздох
Меж нами пролетел, стоявшими на сгибе
Изящного моста… Гранит, одетый в мох,
Вдруг призраком возник из молчаливой зыби
Веков и вод. Тюрьмой неизбывной стоит
Любимица любви и томных дилеттантов!
Явью чудится нам согревший мрамор плит,
Труп обезглавленный на Лестнице Гигантов…
Дитя Венеции
На плитах каменных, соседствующих с влагой,
Где днем и ночью спит слепой старик с багром,
Где часто ветреник проходит с тонкой шпагой,
Сопровождаемый всегда ростовщиком, —
Ты свет увидела, и знала ты измала
Прикосновенье лишь к ногам горящих плит,
И жалась, смуглая, к подножью пьедестала,
Где мнится путнику звон вычурный копыт
Коня роскошного, на коем рыцарь бритый
С лицом Нечистого и панцырем покрытый
Жезл в бронзовой руке налево повернул.
Здесь у кирпичных стен ты вслушивалась в гул
Томивших радостью тебя богослужений,
Месс с причтом золотым у дожеских гробниц,
Здесь лет в четырнадцать ты припадала ниц,
Молясь: боялась ты соседских осуждений
За мимолетный грех, приплывший на корме
С веслом плескающим, свершенный в сладкой тьме
Апрельской полночи у храмовой абсиды…
Ты из объятий тех гроша не унесла, —
Лишь сладострастный плеск влюбленного весла
Да сердце полное младенческой обидой.
А после в кружевном большом воротнике
Сияла во дворцах, окружена рабами,
Виолам праздничным внимала вдалеке,
Томилась и цвела беспутными ночами,
И золото волос твоих пленяло кисть,
И славили твою беспечную корысть…
Когда же ты была застигнута нежданно
Болезнью, старостью, забвеньем, нищетой,
Перевезли тебя на лодке безуханной
Под алым рубищем лагуной голубой,
И дочь твоя, дитя, которой ты не знала,
На плитах каменных под ливнями дрожала,
Похожа на тебя, курчава, как и ты,
Дитя лагунное красы и нищеты…
Дитя Венеции! Тебя я знаю ныне.
Когда с Бедекером исписанным к картине
Прославленной я путь причудливый ищу,
Среди убожества о прошлом не грущу,
Хотя и не забыв совсем о Чайльд Гарольде,
Склоняюсь, проходя, под влажное белье,
Из переулка вдруг мне личико твое
Мелькнет, и слышу я привычный возглас «Soldi!»,
Как легкий ветерок по струнам тростника…
Но, помня издавна все наставленья гидов,
Пристрастья к нищенке улыбкою не выдав,
Вхожу в прохладный храм, – взволнованный слегка, —
И прямо к алтарю иду без колебанья,
Где фра-Антонио уж обещает стать
Мне на день идолом научного мечтанья, —
Так
