что все зесь спокойно и душа отыхат с телом. – Набрал воздуха в грудь и крикнул громко, зычно, – Красотисься!!!
– Отлично сказал, Герыч.
Олег потянулся к нему стопкой. К ним присоединился Танкист.
– Нука, Гера, покажи, как уделаешь мертвяков, не дай Боже, им встретиться нам на пути.
Сдавленно сказал Олег, слезясь от крепкой.
– Как не фиг делать.
Герман вытащил из ножен мачете, с которым ни на миг не расставался, махнул, рассекая воздух раз, другой. Хотя в его глазах плескался кисель, и движения стали немного размашистыми, рукоятку держал крепко. Герман, пошатываясь, направился к ближайшим зарослям. Посмеиваясь и подбадривая зомби хантера, Танкист с Олегом забыли о Вадиме. Тот не замедлил этим воспользоваться. Скользнул в темноту и растворился в ней.
Вадим отметил и мысленно проложил тропку к месту, где заглох мотор. Он шел по колее, ускоряя шаг, затем побежал. Его словно что-то толкало в спину. Во все глаза всматривался в черноту леса, а в голове звучали обидные слова Ирины. Он уже и не мог вспомнить с чего все началось, лишь слова «Пошел ты! И знаешь что, ездишь ты как баба» звучали и звучали в ушах, как будто заевшая пластинка.
Сквозь свое шумное дыхание Вадим услышал тихий смех, остановился. «Со мной эта потаскушка, так не веселилась», отметил Вадим. Теперь надо было двигаться осторожно. Вадим сам не понимал, зачем ему это надо. Чтобы во всем разобраться и знать наверняка? И так все ясно. Но что-то нехорошее манило, притягивало его. Знал, что увиденное и услышанное расстроит еще сильнее и все ровно шел. Голоса смолкли, Вадим отчетливо представил как Ирина, взасос целуется с подонком, с тем самым, кого он называл престарелым ловеласом, который выщипывает брови, а рожа после пьянки, как мятый грязный носок. На кого променяла? «Деньги, конечно, все дело в деньгах, – думал Вадим. – Они все такие. Хоть к кощею в кровать, только денег дай. И кто они после этого, если не потаскушки?».
Именно этим словом Бабуня характеризовала девиц и женщин моложе шестидесяти и старше четырнадцати. Вадим не заметил, как поднялась его правая рука и медленно оглаживала левую часть груди, где во внутреннем кармане покоился длинный, как спица мундштук, с которым Евдокия Изотовна не расставалась до самой смерти.
Он нашел ее, сидящую в кресле-качалке перед пыльным окном террасы, откинувшей голову на спинку, с раскрытым ртом, с обескровленными губами. Сухая рука с синевато-зелеными венами лежала на бедре, сжимая этот самый мундштук. Сигарета истлела и прожгла плед. Вадим сразу понял, что она мертва. Не только по запаху горелой шерсти и жуткой тишине, которую нарушала бьющаяся о стекло муха, но и от ощущения, что в доме появился кто-то еще. И причиной его визита была покойница. Вадим это явственно почувствовал, ему стало не по себе. Он вышел, плотно закрыл за собой дверь. Вернулся позже с дядей Егором.
После смерти Бабуни, мундштук стал его оберегом, ментальной связью с родной душой. Пусть для остальных она и была сварливой, скверной старухой, загнавшей в могилу двух мужей, жуткой матершинницей и курилкой, но Вадимика, как звала его ласково, никогда плохим словом не
