что Антоша его не может слышать, а сам он прокручивает аудио запись, полученную вместе с видеофайлами на электронную почту сегодня утром. – Рассчитаемся, голубчик, рассчитаемся.
– Вот еще, что, – продолжал придыхать Антоша, – наши не ворочаются, думают, метеорит. И я так думал, пока досконально не разобрал траекторию. – На пару секунд повисла пауза, словно информатор колебался, затем продолжил, – в конце, ты сам увидишь, вроде как стала слегка управляемой. Можно было бы сказать наверняка, будь локатор правильно сориентирован. Мне кажется, Геннадич, перед самой землей он пошел на параболу, а датчики засекли лишь начальную фазу. Ты посмотри. Разберись. Почему-то мне кажется это ваш случай. – Антоша нехорошо хихикнул. – И еще, Геннадич, держи меня в курсе.
– Да, да, – Геннадич едва шевелил губами, ему все больше казалось, что это именно их случай.
Профессор торопливо шел, почти бежал по деревянному полу рекреации. Его шаги по половицам, которые хранили следы почтмейстеров, письмоводителей, контролеров, сортировщиков гулко отдавались в толстенных кирпичных стенах бывшей почтовой конторы. Взметались к низкому потолку, бились в пыльные стекла узких окон, забранных кованой решеткой и, в конце концов, налетали на дверь в торце коридора, обитую оцинкованным железом, почерканную снизу подошвами.
Геннадич помнил те времена, когда они занимали целое крыло института космических исследований Академии наук СССР, и штат насчитывал около трехсот сотрудников. Теперь же их осталось шесть. Геннадич чувствовал, что отдел давно стал анахронизмом и его скоро прикроют совсем. Он старался не обращать внимания на нынешнее положение дел, но угасание бросалось в глаза на каждом шагу и эта подачка от Министерства обороны – курьерская корреспонденция по пятницам – изничтожала в конец.
Геннадич стукнул в железную дверь, и, не дождавшись разрешения, широким шагом ворвался в кабинет начальника.
– Вот, Сергеич, – профессор потряс стопкой листов над головой. – Есть. – Глаза его блестели и казались глазами одержимого. От резких импульсивных движений тело его дергалось. – Есть, голубчик. Есть.
Он с ходу опустился на стул, приставленный к письменному столу. За столом громоздился тучный пожилой мужчина, с изрытым угревой сыпью широким лицом, с приплюснутым носом и с тяжелым взглядом. На его широком лбу, пропаханном морщинами, выступала испарина. Ворот синей рубашки под бычьей шеей был расстегнут на две пуговицы. Он сидел, положив руки на стол, и держал в них, обернутую в газету, книгу.
Директор поднял голову, книга легла на стол: «Геннадич, дружище, что у тебя с лицом? – Голос звучал дружелюбно и вовсе не громоподобно и не утробно, как можно было предположить изначально, сообразуя с габаритами и фасадом. – Что-то интересненькое вычитал?».
Профессор замотал головой. Директор приподнял бровь.
– Гляди, – Геннадич бросил бумаги на стол. Быстрым движением Сергей Николаевич взял верхний лист. Геннадич вскочил со стула, обежал стол и встал у него за спиной.
– Вот, –
