легкостью, с какой морская стихия снесла могучий замок Лонгсборнов».
Когда же черная меланхолия, неистово терзающая сознание девушки достигла своего апогея, она решилась вызвать на откровенность свою младшую сестру; задушевная беседа с Энн, по мыслям Шарлотты, должна была непременно помочь развеять мрачную пелену печали.
Она нашла сестру на улице. Энн держала на коленях свой альбом и сосредоточенно что-то чертила или рисовала на одном из его листов карандашом.
– Что это? – спросила Шарлотта, стараясь заглянуть на бумагу через плечо сестры.
Энн улыбнулась и, убрав карандаш, слегка отклонилась от альбома, давая Шарлотте возможность увидеть то, над чем она трудилась все утро.
– Роу Хед! – в радостном удивлении воскликнула Шарлотта. – Ты сделала карандашную зарисовку здания школы и окружающей местности?
– Что-то в этом роде, – ответила Энн. – Тебе понравилось?
– Очень! – с чувством произнесла Шарлотта. – Но почему ты решила сделать зарисовку Роу Хеда?
– Мне здесь нравится, – просто ответила Энн.
– А что ты скажешь о пансионе и его обычаях?
– На мой взгляд, в своих профессиональных качествах это заведение безупречно. А почему ты спрашиваешь, сестрица?
– Не важно, – Шарлотта на мгновение угрюмо потупила взор, затем ее прекрасные газельи глаза резко вскинулись на сестру; в их мягком, задумчивом выражении отчетливо угадывалась затаенная глубокая грусть и безмолвная отчаянная мольба о сочувствии. – Скажи мне, моя милая, – снова заговорила старшая дочь пастора, – не угнетает ли тебя привычный распорядок классных занятий – его унылое однообразие?
– Ничуть, – не задумываясь ответила ее сестра. – Для меня однообразия не существует. На каждом занятии я узнаю много нового и интересного. Я чувствую, что мои познания совершенствуются с каждым днем, что мой, пока еще довольно-таки скудный, жизненный багаж постепенно пополняется – и это поистине восхитительное ощущение! Я готова на любой, пусть даже самый длительный, кропотливый труд ради столь щедрого вознаграждения своих усилий! Но что с тобой, милая сестрица? О чем твоя печаль?
– Об Эмили Джейн, – ответила Шарлотта, отчасти кривя душой, в надежде почерпнуть отрадное утешение для себя самой в возможности оправдания безрассудного поступка непутевой беглянки.
– Я думаю, не следует винить Эмили в опрометчивости, – ответила Энн. – Мы должны быть снисходительны к нашей сестре.
– Но ты ведь не побоялась возможных трудностей обучения, Энни. Ты не пренебрегла своими повседневными обязанностями.
– Это совсем другое дело! – горячо возразила Энн. – Мы с Эмили разные люди, хотя и любим друг друга всеми силами души. Я убеждена, что у нее имелись весомые основания поступить по своей воле. Что до меня, то, в любом случае, я намереваюсь во что бы то ни стало исполнить свой долг!
