браке с женою Елизаветой, которую видишь здесь перед собой?
– Имею, отче.
– Не обещал ли ты ранее иной жене?
– Не обещал, отче.
…Тебе кажется, или в его словах есть заминка? Крошечная, незаметная, едва различимая?
– Имеешь ли ты, Елизавета, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пребывать в законном браке с мужем Петром, которого видишь здесь перед собой?
– Имею, отче, – негромко, но твердо ответила Элиза. Это был бросок с обрыва, отказ от всего – ради долга. Ради семьи. Пусть и предавшей семьи, но это ничего не меняет. Честь. Остается только честь.
– Не обещала ли ты ранее иному мужу?
– Не обещала, отче. – Этот ответ прозвучал громче и тверже первого.
… Оказывается, у него очень нежные губы…
Когда они вышли из церкви и, по обычаю, раздали милостыню, Элиза – теперь уже госпожа Румянцева – взяла мужа под руку и едва слышно прошептала:
– Простите меня, Пьер. Простите за все. Я постараюсь быть вам хорошей женой.
– Хорошо, Элиза, – так же негромко ответил он, – и я постараюсь быть вам хорошим мужем.
Запах его парфюма уже не казался таким противным. Но она все равно решила завтра же отправиться в лавку, перенюхать все флаконы, предназначенные для мужчин, и подарить Пьеру что-нибудь более подходящее.
Свадебный обед вышел коротким и скомканным. На нем присутствовали только сестра Пьера Ангелина, которая почти все время молчала, и его дядюшка и бывший опекун Густав Дмитриевич. Старший Румянцев произнес пару тостов, посетовал, что родители Пьера не дожили до этого дня и не могут порадоваться за молодых, и откланялся. Ангелина злобно зыркнула на Элизу засобиралась вместе с ним.
Уже смеркалось, а дорога до Гетенберга займет минимум часа полтора.
Пьер отправился их провожать, а Элиза поднялась на балкон второго этажа. Она стояла у ограждения, увитого разросшимся плющом, смотрела на яблоневый сад и пыталась представить, что здесь теперь будет ее дом.
Когда они подъезжали к имению, Элиза видела за широким лугом синюю крышу длинного одноэтажного здания. Над воротами перед ним красовалась вывеска из чугунного кружева: «Румянцевский фарфоровый завод». Кажется, Элиза когда-то слышала легенды о блюдечках, по которым можно катать румяные яблочки из местных садов. И что фамилия ее жениха произошла от тех, кто сумел вырастить те яблочки…
В запущенном парке вокруг старинного дома таилось какое-то очарование, но Элизе он показался чуточку жутковатым. Может быть, из-за налившихся яблок, темно-алых в лучах закатного солнца?
Яблони здесь были повсюду. Элиза с утра прогулялась вокруг дома и видела, что у дорожек деревья иногда подпиливали, а ближе к ограде они разрослись настоящей чащобой, впору заблудиться. Свежий кисловатый запах спелых яблок окутывал все поместье, тяжелые ветви гнулись к земле, казалось, прошепчи – «спаси меня, яблонька, от бабы
