новые кожаные перчатки, подарок сестры. У нас с Димоном тоже были перчатки, но украли только у Шуры. Однажды получил Шура зарплату, двести рублей, большие по тем временам деньги, и поехал к Акимову отдать какой-то незначительный долг. В районе Ж Д вокзала увидел он напёрсточников, обувающих очередного лоха, постоял, посмотрел. Лоха обули и Шура продолжил свой путь. Стоит ли говорить, что к Акимову он пришёл без денег. Карманники своё дело добре знали. И таких случаев было хоть отбавляй. Шура психовал, матерился.
– Это жопа какая-то! – кричал он после очередной неудачи.
Акимов как мог успокаивал его. – Потерпи Сашка. Это чёрная полоса. Очень скоро она сменится на белую. Ох, как он был не прав, ох, как не прав!
В конце лета девяносто второго года Шуру убили. Пошёл к какому-то знакомому чинить телевизор и пропал. Не вернулся ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Розыск ничего не дал, да и не было, скорее всего, никакого розыска. В то время людей валили пачками, кому была охота заниматься делом какого-то неизвестного пацана-музыканта. Нашли Шуру месяца через два, в леске, сравнительно недалеко от дома. Следователь сказал, что от него мало что осталось. Дожди и жара, крысы и бродячие собаки сделали своё дело. Убийц, естественно, не нашли. Тело долго не отдавали, поэтому хоронили мы Шуру уже по снегу. Сами выкопали могилу, сами опустили гроб, сами же и закопали. На Тимашевском кладбище и обрёл Шура свой вечный приют.
Позже я узнал, что все, кто так или иначе пытались озвучить или экранизировать Мастера и Маргариту, сталкивались с чем-то необъяснимым. С травмами, несчастными случаями, и даже со смертью. И зачем я дал Акимову именно эту книгу? Мастера не стало, проект закрылся. Из текстов в моей памяти остался лишь один, который я много лет читал как стихотворение и выбивал слёзы из широко раскрытых девичьих глаз.
Когда проклюнется весна
Сквозь толщу снежной скорлупы
И сбросит надоевший сон,
Пройдёт по улице Она.
И в стиснутых тисках толпы
Увидит это будет Он.
Вот так вот сказка началась.
Гулял по тротуару кот.
На лист мелодия лилась
Ручьями зазвеневших нот.
Он и Она, Она и Он.
Какой банальнейший расклад.
Но что-то билось в унисон
И расцветал замёрзший сад.
Затихни мир, не надо слов,
Где говорят одни глаза.
Любила первая любовь.
Грозила первая гроза.
Они пошли по мостовой.
Не торопясь, издалека.
Как сладко дышится весной.
И как сама весна сладка.
Переливался и блестел.
Небесно-звёздный знак Весы.
Скупой восход им руки
