прозрачный сосуд с красной водой и налил оттуда в глиняную чашу Ону. «Пей». Он испил из чаши до дна. Внутри Она всё заиграло, и Он почувствовал прилив доселе незнакомых волн. И Я сказал: «Пей». И Он выпил вторую чашу божественного напитка. Мир поплыл. Взгляд Она задержался на мгновение на Оне, растерянной и недоумённо-улыбающейся, и полетел дальше – в неведомые дали.
– Она, пойдём туда, куда уходит солнце! – сказал Я.
– Да будет воля твоя, Я! – Она поцеловала засыпающего Она: – Жди Ону, Она посмотрит, куда уходит солнце, и будет говорить, а Он будет смотреть вдаль и слушать.
Вечером у Она болела голова. А потом, когда, оббегав весь остров в поисках Оны, Он никого не нашёл: ни Бога, ни любимой, – Он поднялся на белую скалу и увидел в лучах заходящего солнца уходящее за край странное облако.
Это был первый вечер без Оны.
Через несколько дней Он нацарапал три строчки на куске белой мягкой коры агаисовго дерева и нарисовал сидящего человечка. Он скрутил это в тоненькую трубку и просунул в горлышко прозрачного сосуда, где когда-то хранился божественный напиток. Отверстие сосуда Он закупорил густой смолой агаисового дерева. Вечером, провожая солнце, Он бросил сосуд в волны.
Дни проходили за днями, луна худела и поправлялась, сезонные ветры меняли своё направление, но каждый раз на закате на вершине белой скалы вырисовывалась одинокая фигурка человека.
А где-то в безбрежном океане плывёт послание к Оне.
– Тебе больше заняться нечем? Времени свободного много? – спросил поп.
Улыбка на его лице немного скрасила отповедь.
– Хватает.
Времени у Шишликова всегда было в избытке. Хоть и меньше, чем у островитянки и её земляков, заходящих изредка в порт на больших контейнеровозах, – те уж совсем никогда никуда не торопились и разрушали все накопленные Шишликовым представления о времени. Зато в сравнении с коллегами, приятелями и второй женой, у которой недели были расписаны по часам, он успевал всё без спешки, и времени при этом оставалось с запасом. О дефиците времени он даже никогда не думал.
– Время нужно на спасение тратить! – нарушил священник затянувшееся молчание и скрылся в приходском доме.
Смущённые землекопы один за другим похлопали Шишликова по плечу:
– Тут он не прав! Не обращай внимания. Пиши!
Шишликов не помнил, задела ли его тогда поповская колкость, но теперь при повторной критике напрашивался логический вывод, что начинающие писатели совсем не в милости у хранителей Святого Писания. Иметь у себя в общине непредсказуемого летописца – для любого настоятеля прихода лишняя головная боль. И если в первом случае опасения священника полностью оправдались, то и в отношениях Шишликова с отцом Иоанном возникла трещина недоверия.
Вскоре из северных врат алтаря явился отец Иоанн со вскрытым почтовым конвертом:
