style="font-size:15px;"> Лорелея нисколько не винила отца в пассивности. Мортимер уже превосходил его и по размеру, и по жестокости.
Ей пришлось прилечь на пульсирующую от боли ногу, чтобы видеть, как мужчины пробираются сквозь серые вечерние сумерки. Еще было достаточно светло, чтобы рассмотреть блеклые цвета уходящего дня.
Несчастного можно было принять за огромное кроваво-грязное пятно на ярко-зеленой поросли весенней земли. При приближении Мортимера и кучера он съежился словно улитка, посыпанная солью. Только в отличие от улитки у него не было раковины для защиты истерзанного тела.
Лорелея сглотнула в тщетной попытке унять бьющееся сердце. Как только мужчину подняли, его руки тяжким ярмом повисли на шеях носильщиков. Хотя Мортимер был самым высоким из знакомых ей мужчин, ноги незнакомца волочились по грязи. Его голова свисала ниже плеч, и она не видела его лица, чтобы понять, в сознании он или нет.
Зато от других частей его тела она не могла оторвать взгляд.
Она изо всех сил старалась не смотреть ему между ног, и в основном ей это удавалось. Однако в тот момент это была не столько скромность, сколько сочувствие к бедняге, достойного лучшего обращения.
Иными словами, она лишь два раза глянула мельком и отвела глаза.
Кровоподтеки уродливыми тенями ползли от лопаток до предплечий его раскинутых рук. Гребни ребер на левом боку были фиолетовыми и на другом – красными. Синяки от ударов тупыми предметами покрывали мышцы живота, словно его много раз били или пинали. Когда его подтянули поближе, Лорелею особенно испугала кровь, как самый дурной знак.
Его тело выглядело так, словно его разжевал беззубый великан. На его плечах, груди, торсе, бедрах вплоть до голеней чудовищным образом открывались целые куски мяса.
Может быть, ожоги?
– Боже милостивый, он еще жив? – Отцовский возглас благоговейного страха напомнил Лорелее, что она не одна в карете. Мужчина спешно открыл дверцу, чтобы помочь втащить раненого внутрь. Его пришлось затаскивать вчетвером.
– Он больше не жилец, если не поторопимся. – Кучер поместил длинные ноги незнакомца в карету так, что они спокойно расположились коленями вплотную к сиденью. – Боюсь, он не протянет нескольких миль до Брентвуда.
Сорвав с себя плащ, Лорелея накрыла им дрожащее на полу тело.
– Мы должны сделать все возможное, – настаивала она. – В Брентвуде есть врач?
– Ага, еще какой.
– Пожалуйста, отвезите нас к нему поскорее.
– Конечно, мисс.
Он закрыл дверь, вскочил на свое место и пустил упряжку отдохнувших лошадей галопом.
Как только они рванули вперед, с растрескавшихся пересохших белых губ незнакомца сорвался полный страдания стон – подобного Лорелея прежде не слышала. Его большая рука, защищая лицо, метнулась из-под укрывавшего плаща так, что сердце Лорелеи разрывалось в груди.
Ожог шел от шеи до скулы, обнажив сухожилия и мышцы.
Судорога жгучей жалости
