рывком поднялся с постели и заключил ее в объятия. Он целовал ее лицо, ласкал грудь, теребил упругие ягодицы и, распаляясь все больше и больше, пытался добраться до самого сокровенного, что имеется у девушки. Ксения, как могла, изо всех сил сжимала колени, однако толстая ладонь Жаржевского медленно, но верно продвигалась к намеченной цели.
– Милая, – бормотал коммивояжер, похоже, совершенно потерявший от вожделения голову, – славная моя, хорошая. Ну, чего тебе стоит… – Он почти молил… – Приласкай меня… Дай мне тебя потрогать. Ведь не убудет же у тебя. За это у тебя будет подарок – брошь, которая тебе так понравилась. Ну же, сладенькая моя…
Жаржевский схватил ее руку и прижал к низу своего живота. Ксения ужаснулась: неужели такая штуковина может поместиться в ее сокровенном месте? Да еще полностью? Быть не может!
– Ну же, девочка моя, ну…
Он все сильнее прижимал ее ладонь к своей плоти. Невероятно, но его возбуждение понемногу начало передаваться и ей. Нельзя сказать, что он нравился Капе-Ксюше, но во всей этой ситуации было нечто такое, отчего у нее закружилась голова, и внизу живота сделалось влажно. Потом как-то так случилось, что она перестала сжимать колени, и ладонь Жаржевского достигла, наконец, вожделенного места. Когда это случилось, горячая волна захлестнула ее с головы до пят, и она уже не имела ни сил, ни желания сопротивляться мужчине.
– Девочка, девочка моя, сладкая моя… – зашептал Жаржевский, будто в бреду, и в это время дверь нумера широко распахнулась.
Поначалу коммивояжер ничего не заметил и, громко сопя, продолжал свои действия. Его палец уже коснулся охраняющих вместилище жестких завитков, отчего по телу Ксении побежали сладкие мурашки, когда Генка, нахмурившись и напустив на себя грозный вид, громко произнес:
– Эт-то что такое здесь происходит?!
– Ой, – вскрикнула от неожиданности Ксения (это правда, она тоже забылась, и все, о чем говорили они с Генкой, вылетело из головы) и отпрянула от коммивояжера. А Лев Михайлович, еще не вполне понимая, что произошло, уставился потемневшими от страсти глазами на вошедшего Генку.
– Чт-то… вам здесь нужно? – кое-как совладал с собой он.
– Что?! – подпрыгнул на месте Геннадий. – Он еще спрашивает, что мне здесь нужно?!
Его возмущению не было границ. Кажется, он негодовал взаправду.
– Да, сударь, я вас спрашиваю, что вам здесь нужно?! – повторил уже полностью пришедший в себя Лев Михайлович. Его естество, потеряв всякий интерес к происходящему, мгновенно впало в дрему, и пелена вожделения улетучилась. Жаржевский снова стал зрячим. Теперь перед Генкой стоял уже не сгорающий от страсти к девице любовник, а разгневанный мужчина, в нумер которого ворвался, несмотря на ночное время, незваный гостиничный служка. Причем ворвался в буквальном смысле слова, без стука и не спрашивая разрешения, что делать, согласно гостиничному уставу, категорически запрещалось… – По-о-отруди-и-итесь-ка ответить!
– А вы, господин хороший, потрудитесь ответить, что это вы проделывали здесь, в своем нумере, с моей несовершеннолетней сестрой! – взорвался
