бессонной, мучительной ночи в ледяной постели я стал сворачивать чертежи. Не успел я укатать толстый рулон в тубус, как на пороге моей комнаты возникла грязная девчонка лет двенадцати. Ее рожа показалась мне смутно знакомой.
– Ты чего? – не очень любезно осведомился я, продолжая скидывать в спортивную сумку свои пожитки.
– Ты же Виталя Павлов? – хмуро отозвалась моя гостья, громко шмыгнув красным носом.
– Ну я. – Я кивнул и вдруг узнал ее. Она была дочерью наших соседей, таких же алкашей, как и мои предки. Девчонку звали Любкой, и ей повезло сравнительно больше, чем мне: у нее была трезвенница-бабушка, заботившаяся о ней, когда ее родители терялись в волнах вони и спирта. – Чего надо-то?
– Мать твоя померла вчера, – буднично сообщила девчонка и снова шмыгнула носом.
– Что? – Я сел на сумку, не почувствовав поначалу, как в ягодицу впился циркуль. – Моя мать?
– Ага. – Любка равнодушно кивнула. – Перепила.
Я уже говорил, что не любил ни мать, ни отца, лишним было бы притворяться и теперь, когда старая от водки, чужая мне женщина оставила этот мир. Я вытащил из-под себя сумку и уставился в пространство перед собой. Грязная рожа Любки раздражала, и я махнул на нее так и не упакованным свитером:
– Вали отсюда!
Девчонку как ветром сдуло.
Домой я не поехал. Я не знаю, кто, как и где похоронил мою старуху. Ну что, довольны? Да, мне было немного грустно, но чтобы плакать, горюя, нужно чувство или хотя бы благодарность. Ничего этого я не испытывал – так зачем притворяться?
Через полгода я продал родительскую квартиру и купил себе другую, поменьше, зато в более престижном районе. Вы спросите, куда девался мой отец? Понятия не имею, где окочурился этот вшивый выродок. Не знаю и знать не хочу! Он пропал еще раньше похорон матери.
У меня начиналась новая жизнь.
Я сообщил Сашке свой новый адрес и телефон, и мы стали общаться чаще. Друг продолжал лечение и жаловался мне на странное ощущение пустоты. Уколы, капельницы, таблетки сыпались на него со всех сторон; деньги таяли, здоровье не мешало жить, а анализы упорно ухудшались. Я спрашивал Сашку, уж не сфабриковали ли ему этот чертов вирус, чтобы вытягивать деньги, но друг лишь усмехался:
– Ты знаешь, иногда мне кажется, что, если б не уколы, я бы так и умер тихонечко, ни разу не вскрикнув от боли.
– Значит, тебе все-таки хуже? – спросил я его как-то.
– Да не то чтобы, но температура иногда поднимается безо всякой причины…
– Лечись, понял? – прикрикнул я на него. – Ты всем нужен!
– И тебе? – в голосе его слышалось волнение.
– Конечно, о чем разговор! У меня совсем никого нет, представь себе только, никого! – Меня почему-то затрясло. Этот парень стал мне дорог, он слушал меня, умел сказать то, что я желаю слышать, и всегда давал хорошие советы. Я не мог допустить, чтобы он взял и умер.
После моих
