каждого человека, сохранять свою жизненную силу дольше, чем хлебные зерна, найденные в могилах фараонов…» [7. С. 21].
Приведенные суждения можно рассматривать как некое предвестие появления термина «концепт», ставшего популярным в отечественной лингвистической литературе в 80—90-е годы XX в. Правда, сам термин пока не получил в публикациях разных авторов совершенно единообразного толкования, что не удивительно, если учитывать специфику этого трудноуловимого (зачастую почти интуитивно устанавливаемого) ментально-языкового феномена. По мнению В. В. Колесова, «conceptus – это суждение, понятие, даже представление (о предмете), a conceptum – зародыш, зерно (смысла)»; концепт – одновременно и исходная точка семантического наполнения слова, и конечный предел развития. «Концепт есть то, что не подлежит изменениям в семантике словесного знака, что, напротив, диктует говорящим на данном языке, определяя их выбор, направляет мысли, создавая потенциальные возможности языка – речи» [11. С. 34–36].
Выступая в роли культурного символа, вербализованный концепт способен оказаться воплощением мифа, стать его основой: в подобных случаях слово выполняет функцию мифогена. Поэтому концепт действительно может быть представлен как зерно, которое кроется в первозданном слове и из которого вырастает мифическое сознание: «богатый и можно сказать – единственный источник разнообразных мифических представлений есть живое слово человеческое» [2. С. 50, 39]. Этим обстоятельством подчеркивается, например, культурологическая значимость изучения лексики, в частности – и для моделирования национально-языковой картины мира, характеристики национального менталитета и т. п. задач. «Словесный знак скрывает за собою самые различные оттенки выражения мысли (в значении mens, mentis), и не только символы, но также образы, понятия, мифы и т. п.» [12. С. 15].
Одно из древнейших явлений, иллюстрирующих магическую функцию слова, веру в его способность воздействовать на людей и окружающий их мир, – табу, «запрет на употребление тех или иных слов, выражений или собственных имен» [16. С. 501]. Наличие табу со временем стало важной чертой речевого поведения, характерной ныне не только для культур архаического типа, но и для гораздо более высокоразвитых. С феноменом табуирования сопряжено использование эвфемизмов – «эмоционально нейтральных слов или выражений, употребляемых вместо синонимичных им слов или выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными» [16. С. 590]. Эвфемизация широко распространена и сегодня, причем не только в каноническом виде, зафиксированном приведенным определением.
Вообще же к проявлениям магической функции речи относят также заговоры, проклятия, клятвы, в том числе божбу и присягу; молитвы; магические «предсказания» с характерной гипотетической модальностью (ворожбу, волхвования, пророчества, эсхатологические видения), «славословия», адресованные высшим силам; обеты молчания в некоторых религиозных традициях; в религиях Писания – священные
