Что произошло с Хосе, она не знала. Но ясно одно – она виновата.
Ее окликнула какая-то припозднившаяся мексиканка:
– Простите, сеньорита, вы знали Хосе?
Эсперанца смахнула слезы и обернулась. На нее, сощурив глаза, смотрела полная смуглая женщина лет пятидесяти, лицо которой показалось ей смутно знакомым.
– Анхелика?! – ахнула та и, перекрестившись, попятилась. Да споткнулась о выступавшее надгробие и плюхнулась на землю.
«Пилар!» Эсперанца быстрее ветра оказалась рядом с приятельницей, помогая ей подняться на ноги и украдкой разглядывая. Пилар была женой друга Хосе, и в былые времена супружеские пары часто захаживали друг другу в гости. Пилар была всего на два года старше ее, а сейчас выглядит почти старухой – располнела, подурнела. Неужели и она стала бы такой же?
Взявшись за ее руку, Пилар поняла, что перед ней не призрак, а молодая женщина. Однако она продолжала настороженно таращиться на нее.
– Вы, должно быть, знали мою мать? – мягко спросила Эсперанца, стараясь говорить более низким голосом.
– Так ты дочка Анхелики? – поразилась Пилар. – Похожа-то как! А она сама приехала?
– Анхелика умерла. – Ее голос даже не дрогнул, ведь она говорила сущую правду.
Но вот Пилар искренне расстроилась и принялась жалеть «бедную крошечку».
– А я приехала, чтобы разыскать отца…
Тут Пилар снова разохалась и запричитала. Расчет Эсперанцы был верным. Уже через минуту она узнала, как умер Хосе… Когда она пыталась начать жить заново, в тот самый вечер, когда она согласилась на первую аферу с Джеком, ее муж, тщетно искавший ее все это время, пустил себе пулю в висок. Что, если бы она не уехала той же ночью из города? Что, если бы Хосе ее нашел? Хватило бы у нее духу рассказать ему правду? Хватило бы его любви на то, чтобы принять ее такой, какой она стала? А может, его любви хватило бы и на то, чтобы разделить с ней судьбу?
– Тебя как зовут-то, девочка? – донесся до нее голос Пилар.
– Соледад[8].– Имя само сорвалось с губ. Этого имени не было в перечне имен, данных ей при рождении. Этим именем ее наградила сама жизнь.
– Вот что, Соледад, пойдем-ка отсюда. Стемнело почти, нечего здесь задерживаться. Надеюсь, ты не откажешься зайти ко мне? Расскажешь про свою мать, когда-то мы были с ней очень дружны…
Окна дома Пилар светились на всю улицу. Дом был полон народу – вместе с родителями жили три дочери и сын, старшие – со своими семьями. Соледад знакомилась с дочерьми Пилар, которые выглядели ее ровесницами, трепала по головам детишек – внуков Пилар, бродила по гостиной, которая почти не изменилась со времени ее последнего визита. С ее лица не сходила лучезарная улыбка, а сердце ныло: это могли быть твои дети, это могли быть твои внуки. Это твой дом мог бы ярко светиться огнями, а за столом по вечерам в нем
Соледад в переводе с испанского – одиночество.
