изделиями, тепла и света не хватало для пробуждения беды. А вот когда на одном из балов однажды зажгли слишком много свечей… – Он делает паузу, растерянно хмуря брови. – Да еще и танцы оказались достаточно быстрыми, чтобы разгорячить кровь красавицы, надевшей в тот день ожерелье, полностью составленное из «врат мечты». Вы помните, сколько гостей и прислуги помещается в Зеркальном зале?
Утвердительно киваю.
– Тогда наверняка можете представить себе, как посреди этого людского моря вдруг раскрываются десятки крыльев, стряхивающих с себя ядовитую пыльцу… Мгновение. Всего одно долгое мгновение, и больше половины приглашенных остались лежать на полу. Причину случившегося поняли не сразу, решили, что отравлены были напитки, что кто-то покушался на жизнь императора и первых лиц государства. Лишь когда подобное повторилось несколько раз в других городах, с людьми, не представляющими вовсе никакого значения для империи, началось настоящее расследование.
Он говорит еще что-то о жертвах, безвинно загубленных ретивыми дознавателями, но у меня перед глазами стоит огромный зал, залитый светом и усыпанный неподвижными телами. Стоит так долго, что императору приходится недовольно кашлянуть.
– Это было очень давно, эсса Да-Диан. Те страсти уже улеглись.
Ну да, вместе со «вдохами». В затхлый покой приютов.
– А чуть позже они начали просыпаться. Не все, конечно. Кто-то до сих пор находится в глубинах усыпальниц. Кто-то погиб во время Чумного бунта. Но те, кто открыл глаза, показали, что империя отныне находится на лезвии ножа.
Мне трудно представить, что именно тогда происходило, но если пробуждения хоть немного походили на вчерашнее и если их случилось сразу несколько в одном месте… Люди должны были испугаться. Очень и очень сильно. Достаточно, чтобы запалить факелы.
– Что вы можете сказать о «выдохах», эсса Конран? Вы ведь близко знаете одного из них.
Намекает на Либбет? Зря. К ней у меня совсем иное отношение, чем к прочим. Хотя… Что-то начало меняться. Во мне самом. Вчера.
– Они не люди.
– Именно так, прямо и жестоко?
Кажется, императору не слишком нравятся мои слова, поэтому на всякий случай смягчаю впечатление:
– Не люди в том смысле, который понятен мне.
– Продолжайте.
– Когда они возвращаются к жизни, что-то происходит в их сознании. А может, происходит еще во сне. Как будто какая-то сила выжигает из них чувства и желания.
– Но взамен они приобретают власть над магией этого мира. Власть, недоступную обычным людям.
Мои пальцы предательски скользят по намокшей от пота обивке подлокотника. Хочется почувствовать хоть какую-то опору, но уцепиться не за что.
– Думаю, теряют они намного больше. Да, теперь им подвластно все, но… Ничего не нужно. Ничего такого, что составляет человеческую жизнь.
– Ничего бесполезного? –
