на ее свадьбе, плясать удалую лезгинку, которую я исполняла в совершенстве, а главное – возможность уехать на несколько дней в горы, где я не была ни разу со дня смерти деды и где меня видели в последний раз маленьким шестилетним ребенком – вот что меня обрадовало! И, не отдавая себе отчета в том – будет ли или не будет счастлива Бэлла, захваченная мыслью о предстоящих мне удовольствиях, я запрыгала и закружилась, хлопая в ладоши, вокруг моей хорошенькой приятельницы.
– Ай, Бэлла, ты княгиня будешь… настоящая княгиня! Ваше сиятельство…
И мы снова обнимались и хохотали, приводя бабушку в негодование нашими дикими проявлениями восторга.
– А когда же мы поедем? – приставала я к отцу за обедом, лукаво переглядываясь с сидящей против меня Бэллой.
– Завтра я отпущу вас с Юлико… Дедушка Магомет, – обратился отец к своему тестю, – ты возьмешь с собою маленького княжича?
– В доме старого Магомета рады гостям! – ласково ответил мой дед. – А разве княгиня побрезгует моим гостеприимством?
Но бабушка с любезной благодарностью отклонила предложение.
– Стара я уже для таких поездок, – сказала она, – а Юлико пусть едет, – добавила она милостиво. – Только я не отпущу его без старой Анны. А ты, Георгий, не поедешь в горы?.. – обратилась она к отцу.
Но у отца были постоянные занятия. Войска перебирались в лагерь, и он не мог отлучиться надолго от своего полка.
– Я пришлю тебе мой подарок, Бэлла, – ласково обратился отец к затуманившейся на минуту свояченице.
Они были большими друзьями, и молодой горянке очень хотелось видеть его на своей свадьбе.
Напоминание о подарке, однако, живо прогнало печаль с ее милого личика, и она уже громко смеялась и, хлопая в ладоши, рассказывала, какая она будет знатная, богатая узденьша.
– Барбалэ, на заре мы уезжаем… Прощай! – кричала я, с шумом распахивая дверь каморки Барбалэ, – уезжаем все, деда, Бэлла, Анна, я и Юлико.
– Анна? и она уезжает? – встрепенулась моя старушка.
– И Анна! и Анна! Ты можешь одна подавать на стол твоему князю, печь лобии[19] и мариновать персики. Анна уезжает, радуйся, моя Барбалэ!
И возвестив любимой служанке столь радостную для нее весть, я уже мчалась дальше по следам Бэллы, крича во все горло: «Завтра на заре мы уезжаем».
– Михако, миленький, ты хорошенечко присматривай за Шалым, – упрашивала я нашего денщика. – Пожалуйста, Михако.
– Будьте покойны, княжна, – успокаивал он меня, гладя лоснящуюся спину моего вороного.
– Я уезжаю завтра с дедой, – обратилась я к Родам, тщательно разглаживавшей кружевные воротнички Юлико. – Прощай, Родам, я уезжаю надолго.
Нельзя сказать, чтобы девушка приняла с особенной печалью эту новость.
Вечером того же дня я, уходя спать, завернула в кабинет отца. Он лежал на тахте со своей неизменной трубкой в зубах.
Лобии – любимое грузинское кушанье.
