собой что-то странное, что-то между могуществом, праведностью и строгостью. На его длинном чёрном смокинге не было ни катышка, а на туфлях с острыми носками не красовалось ни единого пятнышка от грязи.
– Что случилось, Якоб?
– Этой ночью Агнус Иллиций сбежал, – обернулся Сорвенгер с лицом, полным опустошения.
– Чего? – подорвалась Ривальда. – Как вы могли это позволить?
– Ривальда, я прошу тебя, – вмешался в разговор Карниган.
– Люций, с этим надо что-то делать! – не унималась Скуэйн. – О нет, Якоб, скажи, что это шутка.
– Ты же знаешь, Ривальда, что у меня плохое чувство юмора, – холодно ответил Сорвенгер.
– А эта шутка и несмешная. Как это случилось?
– Отправимся в участок, там всё узнаешь. Кто это с тобой?
– Он называет себя Юлиан Мерлин. Не беспокойся, он наш полноправный коллега.
– Да, – Сорвенгер буквально наглым взглядом принялся изучать Юлиана. – Что ж, время терять не стоит. В путь.
Как казалось Юлиану, Сорвенгер выглядел ещё более утончённо, чем Карниган, однако напоминал он человека того же типа. Разве что над своей причёской он наверняка работает каждое утро, да ещё и так усердно, что раз за разом рискует опоздать на работу.
В участок Сорвенгер повёз Ривальду, Юлиана и Карнигана на своей машине, которая опять же ничем не отличалась от типичного такси. Всю дорогу он переговаривался с Карниганом о чём-то важном, а Ривальда же просто молчала, судорожно сдерживая дрожащие губы. Юлиан попросту ничего не осмеливался сказать, да и его тут никто практически не замечал.
Они приехали как раз в тот полицейский участок, с которого у Юлиана и начиналось знакомство с этим приветливым городом. На посту сидел всё тот же инспектор Глесон, который не обратил внимания на Юлиана в его новом обличии. Вероятнее всего, не узнал или вовсе забыл.
– Весь участок на измене, – сказал Сорвенгер, ведя троицу куда-то вглубь. – Каждый считает, что это его вина.
– А ты как считаешь? – спросила Ривальда.
– Я? Я не из тех, кто недоглядывает. Поэтому понятия не имею, кто это провернул.
Они спустились в подвалы, где, как Юлиан уже знал, располагались камеры для преступников, которые ожидали суда.
– Ну и холодно же тут, – проговорил он, оценив неприветливое помещение.
– Холод – это не самое страшное, что можно ощутить здесь, – зловеще ответил Сорвенгер, что Юлиан решил воспринять как шутку.
В три яруса слева и справа располагались с три десятка тёмных тюремных камер, большая часть которых была занята преступниками, как правило, весьма опасными. В такое место не засаживают рядовых воришек и мошенников. Это место для убийц. Поэтому около половины здесь смертники.
– Замок камеры взорван, – начал отчёт по случившемуся Сорвенгер, но Ривальда его перебила.
– У него же не могло быть с собой пиротехники? Якоб, скажи мне, что не могло.
– Исключено, –
