некоторые эпизоды службы в Афганистане. Он работал в штабе, поэтому жил в модуле, в небольшой, метров четырнадцать, комнате на трех человек. Он меня устроил у себя, и мне очень повезло, я у него выпил весь запас воды. Он к моим страданиям относился понимающе и снисходительно, по опыту зная, что помочь ничем нельзя, нужно только время, около месяца, на акклиматизацию и стараться, по возможности, с каждым днем пить все меньше и меньше.
Пришло время ужина. Столовая для офицеров и прапорщиков находилась в отдельной палатке, на ужин было картофельное пюре из сухого картофеля, похожего на манную кашу, а по вкусу не похожего на картофель, с красной рыбой, то есть из консервной банки – ставрида в томатном соусе. В палатке было и жарко, и душно – долго не засидишься, самое вкусное и желанное – теплый чай.
Вечером собрались компанией отпраздновать прибытие, я достал привезенную бутылку водки из двух разрешенных (хотя их количество никто и нигде не проверял). Но сам пить не смог. Хотя был вечер и за окном темно, но мне казалось, что температура ниже не стала.
Разговор затянулся за полночь, я рассказывал про Союз, расспрашивал про Афганистан, но все приговаривали «да не спеши, все сам увидишь». Узнав, куда и кому на замену я прибыл, выказывали сочувствие. Около 23 часов вышли из модуля, ночь была темной, небо ночное и звездное, а вдали были видны всполохи огня и, мне казалось, даже слышны взрывы. Друг сказал: «Вот твой полигон шумит, и так каждую ночь, а то и сами приезжают, убитых и раненых привозят».
Все было не очень понятно, а объяснять никто особенно и не хотел, знали – не поймет, пока сам не увидит и не испытает на своей шкуре. Эту истину я осознал позже, обнаружив, как почти невозможно объяснить и рассказать там не побывавшим что-то о жизни в Афгане. Зато «афганцы» всегда понимали друг друга с полуслова, а то и без них. Хотя у каждого был свой Афган, но общее находилось всегда.
На следующий день меня по очереди вызывали и со мной беседовали все начальники, начиная с командира полка, поставили на все виды довольствия. На складе РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения) получил и расписался за автомат 5,45-мм АК-74, без штык-ножа, как сказали, бесполезного для офицера, и пистолет ПМ, тоже нужный только для того, чтобы застрелиться. Патроны и гранаты не выдали, сказали, что в подразделении их достаточно, а на первое время возьму у сослуживцев. Так и оказалось. Мой друг с удовольствием достал из-под койки две «эфки» (оборонительные гранаты Ф-1, их зовут еще «лимонки») и четыре магазина, скрепленные изолентой по два, а также самодельный нож-бебут, обоюдоострый, в кожаных ножнах. По примете расплатился я с ним за холодное оружие им же подаренными несколькими мелкими афгани. На вещевое довольствие поставили, но ничего не дали, кроме хлопчатобумажной панамы и солнцезащитных очков. Специальная летняя полевая форма на склады еще не поступила, поэтому офицеры и прапорщики на построения ходили в полевой форме установленного для Союза образца, а на боевые действия и в повседневной жизни – кто что достал.
