style="font-size:15px;"> Я должна была повторить.
Когда она, наконец, поняла меня, то удивленно приподняла брови и сказала спокойно:
– Очень мило. Вы прочтите мне ее после обеда.
Мне казалось, что это известие должно было поразить, ошеломить tante Lise. Тася – писательница! Тася написала повесть! А вместо того какое-то тупое равнодушие в ответ.
– Вы прочтете ее мне, – и уже тоном приказания, переводя разговор на французский язык, чтобы не услышал лакей, подающий нам чай, tante Lise добавила, – только не болтайте об этом много, а главное, чтобы ни Лили, ни Вива не знали… Они будут смеяться. Писать повести это не наше с вами дело, милая Тася!
Боже мой! Не мое дело! А если я – талант, если то, что я написала, прекрасно? Если я дрожала и замирала от восторга при чтении написанного мною так же точно, как и при чтении великих писателей – Гоголя, Пушкина, Лермонтова и Толстого? Нет, не следовало мне говорить это tante Lise, она не поняла и не оценила меня и не может понять ничего, кроме своих интересов, накрепко замкнутых в тесный круг светской жизни! И сейчас, не остывшую еще от лихорадки первого творчества, она начинает забрасывать меня праздными вопросами по поводу вчерашнего вечера: много ли я танцевала? любезно ли относилась ко мне хозяйка дома и какие туалеты были на княгине Д. и баронессе Е.?
Мне становилось больно от ее вопросов. Мои мысли были полны «Сном девушки» и сама я витала так далеко от земли. Но я села подле tante Lise и дала ей подробный отчет о проведенном мною на балу вечере, стараясь, однако, не промолвиться о том, что все вальсы и даже грандиозный котильон, дирижируемый Вивой, я просидела в полуосвещенном будуаре молодой баронессы, никому не нужная и позабытая всеми.
VI
– Это написали вы? Судорога сжала мне горло, и я с трудом ответила:
– Да.
Маленький, подвижной и юркий старичок редактор недоверчиво повел на меня поверх очков своими быстрыми глазками и, положив руку на первый лист моей тщательно в третий раз переписанной рукописи, проговорил медленно, точно взвешивая каждое слово:
– Но вы и не подозреваете, мадемуазель, того, что вы написали что-то очень хорошее. Вы работаете давно?
– В первый раз.
– Как в первый раз? – приподнялся он на стуле.
– Я хотела сказать, что это моя первая повесть.
– Прекрасная вещь! Удивительно, что начинающая писательница, да притом еще такая юная, могла написать что-либо подобное. Мне остается поправить лишь некоторые технические стороны произведения, и только.
– Неужели же?.. – начала я дрожащим голосом.
– Вещь написана, если можно так выразиться, кровью и нервами… Тема тоже далеко не избитая, и мы охотно поместим ваш рассказ на страницах нашего журнала. Да, вам небезынтересно знать, конечно, условия гонорара? Мы платим по восемьдесят рублей за печатный лист. Эти условия могут вас удовлетворить?
Я невольно улыбнулась.
– Мне не надо гонорара, – произнесла я, мучительно
