– разбился на машине, а мать угасла от рака груди. Андрей рассказывал, что после смерти мужа она очень быстро слегла и уже никогда не вставала. Лаки, видно, была тогда совсем маленькой, раз не помнила её. А Андрею разговоры о семье явно давались непросто, говорил он на эту тему мало – вот так и вышло, что знала о родителях Лаки совсем чуть-чуть.
Единственное, что осталось Лаки – это пара снимков. На одном – мать, еще такая молодая и очень красивая. Лаки всегда смотрела на фото недоверчиво – девушке казалось, что в ней самой ничего подобного и в помине нет. Когда Лаки пересматривала старые карточки, то спрашивала себя, почему она не похожа на мать с ее царскими волнистыми волосами, раскосыми глазами и тонкими чертами лица? На другом снимке мать уже с отцом. Отец был чем-то похож на Андрея – тоже высокий, светловолосый, со строгой и прямой осанкой. Впрочем, сам Андрей то и дело говорил, что Лаки – вылитая бабка, его матушка. Может, и так, его племяннице довелось сравнить.
Лаки никогда не горевала о родителях, потому что не помнила, не знала их. Иногда она думала, что было бы здорово, если бы у нее была любящая мать, готовая жалеть ее, утешать, а не только вечно занятой Андрей, каждая встреча с которым была за праздник.
–Скоро я умру. Я, наверное, буду с родителями, – сказала себе Лаки, лежа в постели, и последние слова прозвучали как вопрос. Лаки не знала, что будет после смерти. В последнее время ее стали преследовать какие-то галлюцинации, и она измучилась от них. Иногда ей казалось, что грудная клетка покрывается черной чешуей. Иногда – что кулон на ее шее становится весом в тонну и давит на грудь, а одеяло превращается в свинцовый панцирь. Тогда больше всего ей хотелось порвать цепочку, сбросить одеяло, чтоб прекратить всякое давление на без того хрупкое тело, но все проходило так же внезапно, как начиналось.
"Скоро вообще всё закончится, – почти с удовлетворением подумала Лаки.
Прошло несколько дней, она почти не вставала с кровати. Весна выдалась холодной и дождливой, Андрей, к счастью, почти всегда был дома. Только толку от этого не было никакого – то и дело в дверь звонили, его мобильник нервно вибрировал, а то и приезжал кто-то – и Андрей работал этажом ниже. За Лаки ухаживала одна из нанятых им женщин, которая убиралась и готовила в доме несколько раз в неделю. Сегодня вместе с лекарствами она принесла новость, что пришел их с Андреем старый знакомый – доктор. Он жил в этих краях уже очень давно и знал Андрея сто лет.
–Привет, Алиса.
–Привет, Ксинг.
Даже за столько времени жизни на чужбине Ксинг так и не избавился от легкого акцента. Кроме того, его внешность так и располагала к восточным сентенциям и нетрадиционной медицине, хотя Ксинг был нейрохирургом.
–Как наше самочувствие? – и, не дожидаясь ответа, Ксинг достал заурядный тонометр, – закатай рукав, – Лаки повиновалась. Почти все эти два года Ксинг наблюдал ее в больнице и дома. И неизменно пребывал в необъяснимой гармонии
