зарычал он. – Ты – отвечай, ну?
Задыхаясь от стыда и обиды, она молчала.
Кто-то открыл дверь в сени, он не спеша выпустил ее, сказав:
– В воскресенье сваху пришлю…
И прислал.
Мать закрыла глаза, тяжело вздохнув.
– Мне не то надо знать, как люди жили, а как надо жить! – раздался в комнате недовольный голос Весовщикова.
– Вот именно! – поддержал его рыжий, вставая.
– Не согласен! – крикнул Федя.
Вспыхнул спор, засверкали слова, точно языки огня в костре. Мать не понимала, о чем кричат. Все лица загорелись румянцем возбуждения, но никто не злился, не говорил знакомых ей резких слов.
«Барышни стесняются!» – решила она.
Ей нравилось серьезное лицо Наташи, внимательно наблюдавшей за всеми, точно эти парни были детьми для нее.
– Подождите, товарищи! – вдруг сказала она. И все они замолчали, глядя на нее.
– Правы те, которые говорят – мы должны всё знать. Нам нужно зажечь себя самих светом разума, чтобы темные люди видели нас, нам нужно на все ответить честно и верно. Нужно знать всю правду, всю ложь…
Хохол слушал и качал головою в такт ее словам. Весовщиков, рыжий и приведенный Павлом фабричный стояли все трое тесной группой и почему-то не нравились матери.
Когда Наташа замолчала, встал Павел и спокойно спросил:
– Разве мы хотим быть только сытыми? Нет! – сам себе ответил он, твердо глядя в сторону троих. – Мы должны показать тем, кто сидит на наших шеях и закрывает нам глаза, что мы все видим, – мы не глупы, не звери, не только есть хотим, – мы хотим жить, как достойно людей! Мы должны показать врагам, что наша каторжная жизнь, которую они нам навязали, не мешает нам сравняться с ними в уме и даже встать выше их!..
Мать слушала его, и в груди ее дрожала гордость – вот как он складно говорит!
– Сытых немало, честных нет! – говорил хохол. – Мы должны построить мостик через болото этой гниючей жизни к будущему царству доброты сердечной, вот наше дело, товарищи!
– Пришла пора драться, так некогда руки лечить! – глухо возразил Весовщиков.
Было уже за полночь, когда они стали расходиться. Первыми ушли Весовщиков и рыжий, это снова не понравилось матери.
«Ишь, заторопились!» – недружелюбно кланяясь им, подумала она.
– Вы проводите меня, Находка? – спросила Наташа.
– А как же! – ответил хохол.
Когда Наташа одевалась в кухне, мать сказала ей:
– Чулочки-то у вас тонки для такого времени! Уж вы позвольте, я вам шерстяные свяжу?
– Спасибо, Пелагея Ниловна! Они кусаются, шерстяные! – ответила Наташа, смеясь.
– А я вам такие, что не будут кусаться! – сказала Власова.
Наташа смотрела на нее,
