вдоль стены, висели теплые шубы, пальто и даже платья, прикрытые от моли тряпками. Несколько самоваров, подсвечников, бронзовых ламп и канделябров на столах и полках.
– А вот и китаец! Видите? И мой любимец Мишенька тоже. А сервиз в шкапу стоит, покажу после, – весело произнесла Лиза.
На круглом столе, стоявшем посреди комнаты, сидела, поджав под себя ноги, правдиво выполненная фигурка фарфорового китайца, величиной в четверть аршина. Пестрый халат, длинная коса и раскосые, бегающие, как у живого существа, глаза фигурки – все было сделано с особенным реализмом. Китаец держал в руках бронзовые часы и как будто прислушивался к их веселому тиканью, в то время как узкие косые глазки его бегали из стороны в сторону в такт маятнику.
– Вот-то прелесть! – восхищалась Дося.
– А мне этот китаец не очень-то нравится, Мишка гораздо лучше, – гладя густую шерсть чучела, произнес Веня.
– Постойте, постойте, я вам еще кое-что покажу, – польщенная произведенным на детей впечатлением тараторила Лиза, лавируя среди мебели по направлению к большому черному шкапу, занимавшему чуть ли не добрую треть стены комнаты, и распахнула дверцы.
– Вот. Глядите.
Тут взорам Доси и Вени представился расставленный на средней полке роскошный сервиз с нарисованными по фарфору маркизами, в камзолах и жабо. Их прелестные дамы были одеты в широкие платья с фижмами, и с нарядными посохами в руках, которыми они пасли прелестных белых барашков.
Тут же, рядом с сервизом, находилось дорогое серебряное пресс-папье в виде тонконогой арабской лошади с развеянными хвостом и гривой.
Эта серебряная вещица была очень невелика, но чрезвычайно хорошо сделана.
– Дай мне рассмотреть поближе эту лошадку, – взмолился маленький горбун, глаза которого так и впились в вещицу.
Девочка кивнула и, осторожно сняв с полки коня на малахитовой подставке, подала его Вене.
Тот схватил вещицу обеими руками и стал ее рассматривать со всех сторон, в то время как все внимание Доси было поглощено чудесным сервизом. В надвигающихся сумерках прелестные пастухи и пастушки на чашках, чайнике, сахарнице и кувшине казались живыми.
Неожиданно и резко задребезжал у входной двери колокольчик и вмиг нарушил очарование, овладевшее детьми.
– Это она… хозяйка! – испуганно сорвалось с губ Лизы, и она суетливо заметалась по комнате.
– Что ж вы стоите? Прячьтесь скорее. В ту комнату лучше всего ступайте. Там ширма. Заберитесь за нее в угол и ждите. Авось, снова уедет сегодня. Господи! Вот напасть-то! Пропала я, как есть пропала! Коли увидит она вас – со свету меня сживет…
Слова неразборчиво срывались с губ Лизы, в то время как сама она все еще продолжала метаться по горнице, натыкаясь на мебель, и то и дело подбегая к шкапу и то открывая, то закрывая его без всякой нужды. А звонок в это время продолжал оглушительно заливаться в передней.
Наконец, Лиза схватила Досю и Веню за руки и увлекла
