на спину Дракона и посмотрел в ту сторону.
Конечно, там сияло солнце. Солнце, которого ждал похожий на Дракона призрак, озарило это место, и золотая полоса сияния начала скользить, расширяясь, по направлению к нам. Серый полог небес сверху порвался ровно, словно его разрезали ножом, и льющийся вниз с сапфировых небес свет, уничтожал эти Тени.
Терминатор набегал на черные тела, и за солнцем приходила холодная вода, поднимающаяся туда, где раньше стоял уничтоженный теперь Тенями лёд, а по воде к нам, следуя точно за солнечным светом, кто-то шел.
«Это – Часовщик, – утвердительной интонацией спросил я Дракона, – я раньше никогда его не видел, но сейчас я уверен точно, что он – Часовщик!»
«Да, верно. Если Зима снова увидит его, то всё, что случилось сейчас – однажды повторится снова. Таково её Предназначение».
«Велико время Зимы, ибо всё вернётся – эта пословица о её Предназначении. Зима каким-то образом нашла способ прервать поток событий, заставлявших её возвращаться к мужу, и именно поэтому стала затворницей – чтобы ничего не повторялось».
«Да. И именно поэтому она уходит в Холодный дом, возможно, до конца времён, кот».
Уходит.
Вдохновлённый, я резко повернул голову, навострив уши.
Зима, закрыв ладонями глаза, удалялась в открывающиеся настежь ворота. Там я увидел механический алтарь старомодного типа, а на нём – чьё-то тело. Полностью механическое тело. А что если её возлюбленный – дракон-оборотень, чьей механической ипостасью был мужчина? И вот – она уходит к нему.
– Уходит. Значит, там она останется одна. Всё, спасибо, дальше я сам!
Я спрыгнул с голема и устремился к своей судьбе, высоко задрав хвост.
Меня пригвоздило механической лапой к земле, снова макнув в набежавшую в яму ледяную воду и защитив от Тени, чьи когти прошли в считанных миллиметрах над моей головой. Я принялся яростно отбиваться от великого Дракона:
– Отпусти! Ты сломаешь мне жизнь! Я имею право искать своё счастье!
А затем я на своей шкуре узнал, что такое шоковое затвердевание ликры.
Глава 3.
Я, снова Храм и новые демонессы
Свет виден очень нечетко, и вместе с тем кажется несбыточно-красивым. Это оттого, что он, неяркий, рассеянный, пробивается сквозь водную гладь оттуда, с поверхности. Холодная ледяная толщ воды давит. Лёгкие разрывает от недостатка кислорода, от желания вдохнуть разлитую в чистой воде надежду на спасение и, захлебнувшись, уйти на дно, превратившись в ещё один осколок вечного льда. Тёмное дно, такое глубокое, что его можно не бояться, такое глубокое, что кажется, будто его вовсе нет. Какие-то мягкие тенистые лучи, обнимающие тело, струятся из этих глубин. Они так не похожи на пробивающийся сверху белый искристый ореол, обещающий жизнь, обещающий глоток свежего воздуха, но похожи на нечто иное –
