нельзя было передавать в стеклянной посуде и в термосах. Также запрет касался скоропортящихся продуктов, консервов (в любой таре), сушек (чем им сушки не угодили, они же не портятся?), чая, кофе, какао и «несваренных круп». «Наглядную информацию» защищали помутневшие от времени листы оргалита, прикрепленные к стене шурупами с расточенными шляпками – не вывинтить. Психиатрия.
Дверь, ведущая из отделения наружу, тоже была «психиатрической» – с откидным окошком, запертым на большой шпингалет, и дополнительным замком, отпираемым универсальным четырехгранным металлическим «ключом-ручкой». Подобные замки можно увидеть в поездах. У всего персонала есть ключ от всех дверей, а у больных его нет. На ночь отделение запирается и на обычный замок, ключ от которого хранится у постовой медсестры.
Пост в отделении находился за деревянной загородкой и оттого немного напомнил Данилову барную стойку. Сидевшая на посту медсестра скользнула по Данилову взглядом и продолжила свое дело – проверку листов назначений. Данилов пошел дальше. Он помнил, что дверь его палаты находится напротив процедурного кабинета, но номера ее не знал и оттого удивился про себя прикольному совпадению – на двери красовалась трафаретная цифра «6», нанесенная коричневой краской. Совсем как у Чехова, только сосед не такой колоритный, как чеховские герои. Впрочем, может, еще проявит себя…
Вид из окна палаты сквозь внутреннюю, запертую на висячий замок железную решетку не порадовал – кусок бетонной ограды, угол соседнего корпуса, одноэтажное кирпичное здание (морг, что ли?), к которому сбоку прилепилась помойка – десять металлических контейнеров в два нестройных ряда. Помойка сулила много шума по утрам, или когда там у них принято заменять полные контейнеры пустыми?
Постояв с минуту у окна, Данилов улегся на свое место поверх одеяла. «Надо будет попросить у Елены детективов, – подумал он. – Или записаться в больничную библиотеку. Здесь же должна быть библиотека. Впрочем, ходить туда будет можно лишь тогда, когда разрешат прогулки… Так что придется обратиться к Елене. А то тут от скуки с ума сойдешь. Хотя нет, с таким соседом, как Юра, не заскучаешь. К сожалению…»
Подумал о том, как бы на пустующие койки не положили кого похуже Юры, и за неимением дерева под рукой (тянуться до подоконника не хотелось) костяшками пальцев несильно постучал себя по голове, немного удивившись неожиданной чистоте звука.
В этот момент дверь открылась – пришел Юра.
– Что-то я тебя на обеде не видел, – сказал он, забираясь под одеяло.
– Да я только чаю выпил и ушел, – ответил Данилов. – Аппетита нет.
– Появится, – обнадежил Юра и заворочался, поудобнее устраивая голову на подушке.
Едва он затих, как дверь снова открылась и женский голос позвал:
– Спиридонов!
– Я-а! – не сразу откликнулся Юра.
– Выходи, сколько тебя ждать!
Поминая чью-то мать,
