я и засовываю большие пальцы рук под мышки, словно гордый фермер, вырастивший достойный урожай кукурузы, – она суперклевая. А как у вас с Ву?
– Ты же не стал на радостях родителям про нее рассказывать?
– Не смеши меня. У вас с Ву все нормально?
Она плюхается на кровать, и все мягкие игрушки подпрыгивают.
– Ну, мы снова поссорились.
В ворсе ковра шербетового цвета я замечаю маленький болтик. Гайки там тоже нашлись. Я пытаюсь подобрать одну к болту.
– И из‐за чего на этот раз?
– Из-за того самого. Он хочет вывести отношения на новый уровень, но ничего не понимает.
– Что, анала захотел?
Она смеется. Мне в висок прилетает игрушка. Она мягкая, но все равно больно.
– Он не понимает, что я не могу бесконечно придумывать для родителей отмазки с такой скоростью, а ему хочется встречаться почти каждый вечер. Это невозможно! Я не могу, когда меня загоняют в такие рамки!
– Понимаю, – отвечаю я, – сейчас я в той же лодке.
– Добро пожаловать на борт, – говорит Джо, глядя в потолок.
Я пробую еще одну гайку, а потом еще одну, но они не подходят к болту. Оказывается, что гаек в ворсе много. Вдруг внутри меня что‐то щелкает, я запускаю пальцы глубже в ворс и начинаю тянуть ковер вверх.
– Это просто какой‐то абсурд, – говорю я.
Джо согласно мычит в ответ. Подняв ковер, я отпускаю его.
– Подумать только! Что они хотят с нами сделать!
– Свести, как гребаных панд в зоопарке.
– Да нет, я про другое. Однажды они уехали из Кореи. Приехали сюда. Родили детей.
– М-м-м-м.
– Они выбрали из американской культуры только то, что им больше всего понравилось, а потом создали вокруг себя пузырь, этакую маленькую Корею. Они смотрят только корейское ТВ, ведут дела только с корейцами, общаются только с корейскими друзьями…
– Строят свои корейские районы.
– И в этом нет ничего плохого. Я их вполне могу понять. Если бы я уехал, например, в Непал, то стопудово с ума бы сходил без американского кино, двойных-тройных чизбургеров и англоговорящих друзей.
– Думаю, в Непале есть макдак.
Я смеюсь:
– Понимаешь, что они сейчас делают? Что они с нами делают? Они хотят, чтобы и мы остались в этом же корейском пузыре.
Джо садится и смотрит на меня, склонив голову набок.
– Они мечтают о том, чтобы мы поженились и чтобы у нас были дети. И чтобы наши дети женились и выходили замуж только за корейцев и тоже рожали детей. Они хотят, чтобы даже после их смерти этот пузырь продолжал существовать. Они хотят, чтобы этот пузырь продолжал существовать вечно.
Джо зажмуривается. Как и я, она чувствует, что мы застряли. Мы попались, но мы хотим вырваться на свободу. Она говорит совершенно спокойно:
– Будто мы не замечаем, что девяносто восемь процентов учеников в нашей школе не корейцы. Это все равно что пытаться обмануть
