– нормальный парень, – произносит папа, не открывая глаз.
Кажется, что он говорит во сне. Его голос звучит спокойно и уверенно, несмотря на то что папа пьян. – Кью как семья. Мне нравиться Кью.
И хотя папа так говорит, можно по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз Кью был у нас дома за все те годы, что мы дружим. И каждый раз, когда он приходит, родители кое‐что прячут.
Они прячут это за улыбками. Мама с папой улыбаются, Кью улыбается – все улыбаются и делают вид, что никто не видит призрак Ханны. Просто по логике родителей Кью хороший, потому что он всего лишь друг, потому что он парень и доброе имя нашей семьи не стоит на кону.
Но я все равно боюсь, что мама с папой могут случайно сказать или сделать что‐нибудь, что заденет моего лучшего друга. Поэтому, когда он заходил в гости, я старался все делать быстро и аккуратно: здороваемся с мамой и папой и с улыбочкой, с улыбочкой, с улыбочкой поднимаемся прямо ко мне в комнату, где играем в дурацкие старые игры на моем древнем компе. В конце концов я стал постоянно зависать у Кью. Лучше уж так, чем все эти улыбки.
В салоне автомобиля тихо. Слышен только свист ветра. На секунду мне даже показалось, что я доказал свою точку зрения, задавил родителей аргументами, взорвал мозг. Все мы одной крови, это Америка! Когда‐нибудь все униженные будут возвышены!
Но папа вдруг продолжил. Он снова заговорил во сне:
– Кью – почетный белый. Ты знаешь, что такое «почетный белый»?
– Вовсе нет, – возражаю я.
– Папочка, ты спать, – говорит мама.
Но папа не хочет спать.
– Черный люди денег никогда нет. Всегда преступления и банды. Детей рожать много. Вот черный люди.
– Боже мой, папа, – говорю я и качаю головой.
Вся эта пьяная болтовня мне не в новинку. Я нахожу взглядом белую линию дорожной разметки и начинаю за ней следить. Она опускается и поднимается, а потом разделяется на две. Мы перестраиваемся в другой ряд, и шины отбивают короткую барабанную дробь на ребристом покрытии, которое должно предупреждать зазевавшегося водителя.
И тут мама садится прямее.
– Все так, – говорит она. – Не понимать. Почему черный люди так себя вести? Наши покупатели? Очень много так себя вести.
– Значит, все они такие же, – с сарказмом бормочу я в окно, – все одинаковые, все до последнего на этой планете.
– Девяносто восемь проценты, – заявляет мама.
Она любит выдумывать несуществующие статистические данные. И папа тоже. Меня это просто бесит.
– А бедность и десятилетия расистской государственной политики к этому не имеют никакого отношения.
– 1992, – говорит мама. – Мы приехать в Соединенные Штаты, у нас триста долларов. И все. Мы два года жить дома у друзей. Доктор и миссис Чой. Есть только рис, кимчи и рамен два год.
Дальше я ее не слушаю.
Мама с папой словно окружили себя высокой ледяной стеной и не желают знать, что происходит
