не только тебя погубит, но и землю сожрет, прадедов разбудит.
И все же Беляне полегчало от мысли, что если заговор не вспомнится, то можно кровь отворить, запечатать навьи двери. Там ума большого не надо, справится. Как говорится: была бы курочка, сготовит и дурочка.
И все же она попыталась нащупать потерянную нить.
Среди деревьев снова завыло, захохотало.
Враз позабылись клятвы, данные перед идолами, спрятанными в глухой чаще.
Беляна бросилась к срубу, стоявшему на четырех столбах возле корявой ели. Нож она засунула за пояс, готовая в любой миг достать и пустить в ход.
Сюда бы Ждану сейчас, сестрица старшая ничего не боялась и заговоры не забывала. Но не было больше Жданы, пять дней минуло, как нашли ее тело рядом со срубом. Отыскали ее поутру, на теле ни царапины, а сама холодная, чужая, только глазами, мутными и широко открытыми, во мрак смертный вглядывается. Так и не смежили ей веки, не дала себя ослепить сестрица, и в смерти на Чернобога с вызовом глядела.
Стоя у сруба, Беляна вглядывалась в темноту, пытаясь разобрать что там прячется среди деревьев. Прабабка говорила, что Хозяин мертвыми владеет, зубами железными их кости грызет. Беляна испугалась своей прежних мыслей, – а вдруг накликает и сейчас выйдет из леса Ждана, мертвая, холодная, мутными глазами своими на нее посмотрит?
Не ее это место, не Белянкино. Не ей ночами по чаще бродить, заговоры плести назначено было – Ждане. Не она с детства учила наизусть слова, оберегавшие мир от тьмы. А на смену Ждане Радимира росла, меньшая сестрица, в ней сила крепкая была, прабабка с гордостью улыбалась, глядя как та над узелками сидит, а днем обереги вяжет, сидя на пеньке, вон там дальше, у разбитой перуном ели, торчавшей сейчас в темном небе, как кол в тыне, ждущий вражьей головы. Но мала еще Радимира, не устоять ей ночью против силы, что спит в лесу.
Будто ей, Беляне, устоять?
Лес ожил под порывом ледяного ветра, принес запах дыма из родного очага. Застонала ель, зашуршала ветками.
Ледяные пальцы пробрались под рубаху, заставив кожу покрыться мурашками.
На миг показалось, что в темноте вспыхнули и погасли два рыжих огонька. Вроде глянул кто недобро. Беляна достала нож из-за пояса. Ладонь вспотела. Рука, сжавшая рукоятку дрожала, да нет, не только рука, вся она тряслась, как яблоня, с которой настырные мальчишки пытаются стрясти едва поспевшие плоды.
Нет Жданы, нет ни Радимиры, ни прабабки рядом. Ей стоять придется. В одиночку.
От теней, блуждавших под деревьями, отделилась одна. Беляна изготовилась, но тотчас же опустила нож. К ней приближался огромный пес.
Испугалась Седого, глупая. От облегчения к глазам подступили слезы. Пес подошел ближе, присел на задние лапы, лизнул руку, сжимающую рукоять ножа. Язык, ледяной и шершавый, скользнул по коже. Беляна потянулась потрепать пса по загривку, когда клыки впились ей в запястье. Хрустнула кость, руку пронзила острая боль. Беляна закричала, упала, задыхаясь, навзничь, приложилась о столб, подпиравший сруб, –
