их, потому что их слуга еще не пришел за ними, не предвидя несвоевременного окончания вечера.
– Угодно вам сделать мне честь дать мне вашу руку, сударыня? – сказал аббат г-же де Грассен.
– Но здесь мой сын, – отвечала она сухо.
– Со мной не опасно, – возразил аббат.
– Поди же с господином Крюшо, – сказал сам банкир жене своей.
Аббат ловко подал руку г-же де Грассен и увел ее вперед всех.
– Мальчик ловок и недурен собой, – сказал аббат, сжимая руку своей дамы, – теперь загадка разрешилась; проститесь со своими надеждами: у Евгении есть жених, и если этот молодец еще не влюблен в какую-нибудь парижанку, то ваш Адольф встретит в нем страшного соперника.
– И, полноте, господин аббат, разве у Шарля нет глаз? Будьте уверены, что он заметит, что Евгения – девушка простенькая, да и некрасива. Вы видели, сегодня она была желта как воск.
– Кажется, вы уже сообщили об этом господину Шарлю.
– Отчего же и не так?
– Я вам облегчу труд прекрасным советом, сударыня: становитесь всегда подле Евгении, и дело кончится в вашу пользу; результат сравнения очевиден.
– Вы еще не знаете: он обещал послезавтра у нас обедать.
– Ага!.. Ах, если бы вы захотели, сударыня… – проговорил аббат.
– Чего это, господин аббат? Что это вы мне советуете? Слава богу, я не для того тридцать девять лет дорожила моим добрым именем, чтобы очернить его на сороковом, хотя бы даже для империи Великого Могола… я понимаю вас, господин аббат, нам пора понимать друг друга… Поистине мысли ваши весьма неприличны для духовного лица. Фи! И вы, аббат, вы мне это советуете? Да это достойно «Фоблаза», сударь…
– Так вы читали «Фоблаза»? – сказал аббат сладким голосом.
– Ах! Я ошиблась, господин аббат; я хотела сказать – «Опасные связи».
– Ну, вот это дело другое! В этой книге гораздо более нравственности, – сказал аббат, засмеявшись, – но напрасно вы толкуете слова мои в другую сторону; я хотел только сказать…
– Вы еще осмеливаетесь запираться! Да не ясно ли это? Если бы Шарль захотел поволочиться за мной, то поневоле забыл бы о Евгении. Я знаю, что в Париже найдутся матери, которые решатся на такие невинные хитрости для счастия детей своих, господин аббат; но мы не в Париже.
– Да, сударыня, мы не в Париже.
– Да я бы ста миллионов не взяла, если бы взамен потребовали подобной материнской нежности.
– Заметьте, сударыня, что я не говорил о миллионах; может быть, это было бы свыше сил наших. Я хотел только сказать, что благородная и прелестная женщина, с такими прекрасными правилами, как вы, сударыня, могла бы позволить себе немножко самого невинного кокетства, чтобы…
– Вы полагаете, господин аббат?
– Без всякого сомнения, сударыня. Разве не обязанность наша, как членов общества, нравиться друг другу? Но позвольте мне достать мой платок… Я уверяю вас, сударыня,
