возле них топтались провожавшие. Здесь же, на скамейке, сидели три старухи в платочках, из соседнего подъезда и перешептывались.
Внутри пропела одна дверь, потом вторая, и из нее возник Витек, придержав широкую створку, пыхтящие служивые вытащили на руках гроб, последним гордо шествовал Альбертыч.
– Ну вот, я ж говорила, што он мент, – наклонилась одна старуха к другой, когда омоновцы запихали гроб в задний проем катафалка.
– Вот тот сухонький – енерал, – заговорщицки изрекла третья. – А который с палкой – моряк. Я их видала с усопшим в форме в прошлом годе, привезли откуда-то усех троих, пьяных.
– Это ж надо, все помнят! – удивился я, сидя на ветке. Такое действительно было. Мы тогда здорово поддали на встрече ветеранов, а потом продолжили с Саней и Иваном у меня. Благо жена была в деревне.
– Ну что же, время не ждет – взглянув на наручные часы, отдал команду на посадку распорядитель.
Я вторично спланировал и первым влетел в автоматически отодвинувшуюся дверь автобуса, зависнув в конце уютного, пахнущего кожей и озоном салона. Затем чинно вошли и расселись по сиденьям остальные.
– Едем в Николо-Архангельское, – сказал водителю умостившийся рядом с ним зять.
– Понял, – кивнул тот, после чего кавалькада, запустив моторы, тронулась.
За катафалком следовал наш автобус, а на выезде со двора к ним присоединился «Рено» с мигалкой. На его переднем сидении, рядом с шофером монолитно высился Рябиженко, а сзади сидели жена с дочкой, в темных шалях.
– Молодца, Серега, не зажрался. Приехал проводить старика, – качнулся я у заднего стекла автобуса.
День, между тем, радовал. Утренний туман давно исчез, в выцветшем осеннем небе зародилось солнце. Над Черноморским бульваром, осененным золотом лип и кленов, кружились, опадая, листья.
– Хорошо-то как, – умилился я, пока наша кавалькада тянулась по нему в пробке.
Из открытого окна ползущего рядом с автобусом мастодонтистого «лендровера» донесло песню, которую под гитарные переборы душевно выводил баритон известного барда Митяева: «По стеклу скребутся ветки, в рюмочки коньяк налит – со свиданьицем…», и я почувствовал свою отрешенность от мира. В котором мне теперь не было места.
Потом пробка рассосалась – «лендровер» рванул вперед, унося песню, а мы вырулили на МКАД, прибавили ходу и понеслись в сторону Николо-Архангельского. Туда прибыли к назначенному часу, въехали на территорию похожего на парк крематория и встали на площадке неподалеку от ритуального корпуса. Тут же находились еще несколько катафалков и машин со стоящими у них провожающими. Время от времени от главного входа подходил малый в черной униформе, и очередная процессия начинала движение туда. Конвейер смерти работал четко и отлажено. По законам рынка.
Наш черед наступил спустя еще час, малый махнул рукой – катафалк тронулся. За ним вся процессия. Впереди дочь с кумой под руки вели мою старушку, далее следовали
