вас видеть, дорогой Жермен, – мадам назвала его по-домашнему, по имени. – Но месье Тургенев очень плохо себя чувствует. Не хотела бы вас огорчать, но, боюсь, с ним невозможно будет повидаться.
Всё это было сказано ровным, спокойным тоном. И потом гораздо тише:
– Ему уже кололи морфий…
Что это? В больших выразительных, но всегда бесстрастных глазах Полины Виардо таились слёзы, и, кажется, давнишние…
– Мадам, я должен повидать господина Тургенева. Это его пожелание. Прочтите.
Гость протянул Полине исписанный дрожащим карандашом листок.
Из последнего письма Ивана Сергеевича Тургенева Петру Лавровичу Лаврову от 1 (13) июня 1883 года:
«Так как мне в последнее время словно полегчило и я стал способен если не говорить, то хоть слушать – то не будете ли Вы так добры, не попросите ли Лопатина зайти ко мне когда ему вздумается (если хотите, конечно, и Вы с ним) – и я бы очень ему порадовался»[6].
Из письма Германа Лопатина Семёну Афанасьевичу Венгерову, 17 (30) июня 1906 года:
«…Я застал его [Тургенева] в ужасном уже состоянии. <…> Он не сказал мне даже того, для чего нарочно призывал меня к своему смертному одру, так что я даже не узнал и не догадался, о чём он желал поговорить со мною, но отложил до безболезненного момента и более свежей головы»[7].
Из бесед с Германом Лопатиным:
«Тургенев, – вспоминал Лопатин, – корчился от боли. <…> Ему только что впрыснули морфий, и он должен был заснуть. Увидев меня, Тургенев обрадовался.
– Я не могу говорить сейчас, – сказал он, – но мне необходимо увидеть Вас ещё раз и переговорить с Вами.
Я хотел что-то сказать, но Иван Сергеевич остановил меня.
– Молчите, молчите, – сказал он, – дайте мне договорить, а то я сейчас засну. Вы приедете ещё раз ко мне непременно»[8].
Но эта встреча Лопатина с Тургеневым оказалась последней. Через три месяца Тургенев умер. Что хотел он сказать Лопатину и почему именно ему порадовался бы в своих предсмертных мучениях и тоске – осталось тайной навечно.
Итак, кто же этот Герман Лопатин, беседа с которым могла скрасить последние, поистине ужасные дни жизни властителя дум старосветской русской интеллигенции?
Перечень фактов биографии этого человека производил впечатление на вольнодумных художников и писателей, вчерашних студентов и курсисток и даже на прошедших тюрьму и ссылку беглых деятелей революционного подполья – словом, на всю ту публику, которая составляла разбросанный по Европе мир русской эмиграции. Пять арестов, пять побегов (два неудачных, три успешных). Нелегальный вывоз из России – а проще сказать, похищение из-под носа у жандармов – ссыльного Петра Лаврова и попытка вызволения Чернышевского, хотя и неудачная.
Но не только эти деяния привлекали к Лопатину восхищённо-уважительное внимание русских эмигрантов и их единомышленников в России.
Цит. по:
Г. А. Лопатин. Письмо к С. А. Венгерову // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома, 1975. М., 1977. Публикация Л. Н. Ивановой. URL: http://ruslit.com.ua/russian_classic/lopatin_ ga/pismo_k_s_a_vengerovu.8923/?page=1.
Беседа с Лопатиным // И. С. Тургенев в воспоминаниях революционеров-семидесятников. М.; Л., 1930. С. 122.
