что творилось в Яваршино в те жуткие пьяные годы, качели эти самые и олицетворяли в полной мере. Все, кто еще оставались в умирающей деревне, быльем порастали, пьяными зенками смотрели на этот кошмар, подливали в стаканы и ныли друг другу, как здесь раньше хорошо было. Вспоминали трактора на улицах да стада на полях.
Алексей сломал качели. Вышел как-то в ветреную погоду, выдернул топор из колоды и разнес сначала сиденье, а потом и столб. Гнилой, растрескавшийся, он долго не сопротивлялся. После нескольких ударов хрустнул, подломился. Второй под тяжестью сам пошел на покой.
Сотворить подобное и заткнуть колесо Алексей не решался. Ведь что-то его крутило. Не ровен час, сам мог оказаться на его месте.
Они миновали мехбазу, удалились метров на двести, а Алексей все слышал нудный, печальный, безнадежный скрип.
– Стой, – негромкий, но в то же время твердый окрик заставил Алексея испугаться и замереть. Он стоял на месте и только вращал глазными яблоками. Волосы на голове с правой стороны зашевелились, словно приблизился к кинескопу включенного телевизора. Почувствовался неприятный ветерок. Шеи и уха коснулся холод. «Вот черт», – обмер Алексей.
– Где твои глаза, раззява? – зло процедил Гриф. – Стой, не шевелись.
– Где она? Далеко? – спросил Алексей, стараясь не выдать голосом страха.
– Справа в метре.
– Блин, – простонал Алексей.
– Шевельнешься, Ява, и тебе пипец, – Гриф тоже старался быть спокойным, и у него это получалось куда лучше. Голос звучал твердо, немного развязно, так говорят хирурги во время операции, подбадривая больного за шторкой.
– Тебя надо чем-то сдернуть. Ты слишком близко. В любой момент она может проснуться. Шага не успеешь сделать, полетят тогда твои клочки по закоулочкам. Это я тебе говорю к тому, чтобы понял всю серьезность положения.
– Да понял я, – взвизгнул Алексей, – делай уже что-нибудь. Она подбирается.
Холодок просочился под куртку, морозил уже лопатку и плечо.
Гриф осмотрелся, кинул несколько гаек по сторонам, отступил на три шага, снял с плеча абакан, положил на землю, стал стягивать вещмешок.
– Больно как… – простонал Алексей, приседая на подламывающуюся ногу. Бедренная кость ныла и как будто распиралась изнутри.
Гриф бросил рюкзак и осторожно стал приближаться к Алексею. Лицо его было сосредоточенным, черты заострились, глаза стреляли по сторонам. Небольшое завихрение справа от парня разрасталось, но теперь, когда он приближался, «мясорубка» как будто успокаивалась. Сталкер сделал еще один осторожный шаг, его наблюдение подтвердилось. Алексей выпрямил правую ногу:
– Сейчас лучше. Ты что делаешь? Подходишь? А, Гриф? Чего молчишь?
– Да. Заткнись ты.
Гриф облизал сухие губы. Он уже и сам ощущал воздействие аномалии. Руки покрылись гусиной кожей, сердце гулко, с отдачей заколотило в груди. «Спокойствие. Только спокойствие», – вспомнилась фраза
