с Джеральдом, но он пожал плечами, словно все, от начала до конца, было ее выдумкой, плодом воображения. Приблизительно тогда же Урсула стала замечать, что Джеральд тяготится любым намеком на свое семейное положение. По возможности он избегал даже произносить слова «моя жена». Однажды она перехватила его взгляд – он смотрел на ее левую руку, лишенную теперь кольца, и смотрел с удовлетворением.
Урсула навестила спящих малышей. Вернувшись в комнату, она застала там Сэма – дед вернулся проверить, все ли в порядке.
– Простите за любопытство, вы не родственница Джеральда Кэндлесса, писателя, который умер этим летом? Вроде бы он жил в здешних местах.
– Я его вдова, – ответила Урсула.
– Очень жаль.
И мне тоже, чуть не ответила она. Но вместо этого поблагодарила собеседника и заверила, что ему нет необходимости оставаться в номере, дети спокойно спят, а она с удовольствием посмотрит телевизор. Однако телевизор она так и не включила – сидела и повторяла вопрос, который часто задавала себе после смерти мужа: а он – сожалел ли он о том, что сделал с ней? Пытался ли компенсировать это, завещав ей дом, сбережения, будущие гонорары?
7
Люди смеются над гречанками и турчанками, которые приезжают к нам на выходные, чтобы пройтись по магазинам. Но большинство девушек в Лондоне одеваются в черное, словно оплакивают утраченную свободу цвета.
Разлука со взрослыми детьми – не обязательно утрата. Если они счастливы, хоть и живут далеко, если они преуспевают, строят свою жизнь, рожают детей – этого для матери достаточно. Ведь не для того рожаешь их на свет, чтобы они заботились о тебе в старости. Ни о чем таком, по правде сказать, родители и не помышляют. И вообще, заводят детей не по плану – они просто появляются, и все. Но как появятся, понимаешь, что они должны расти крепкими и здоровыми, удачливыми, счастливыми, зарабатывать себе на жизнь так, как им по душе, занять свое место в мире.
Такова философия Джоан Тэйг. Одного из ее сыновей занесло в Австралию, другого – в Шотландию, дочь жила в Беркшире. Они виделись раз в год, порой чаще. Раз в две недели заглядывал внук, учившийся в Лондонском политехническом университете, и Джоан прекрасно знала, зачем мальчик приходит – вкусно поесть. Морин, жена ее двоюродного племянника Джона Джорджа, заглядывала на чай и возила Джоан за покупками на собственной машине в «Мартлсхэм Теско», лучший супермаркет в округе. В семьдесят восемь лет Джоан Тэйг все еще могла похвастаться здоровьем и силой и считала, что в жизни ей повезло.
Если бы получалось говорить по телефону, она бы могла раз в неделю пообщаться с детьми и внуками, но глухота усложняла дело. Врачи говорили, она оглохла от шума на шелкопрядной фабрике, где работала в молодости. С медиками Джоан не спорила – они все равно ничего не слушают. Нет смысла объяснять, что в цеху особого шума не было, к тому же дядя Эрнест был глух как пень, и отец тоже
