Я не припомню ни одного шамана, колдуна или экстрасенса, способного так ярко и быстро поставить больного на ноги. Разве что только Христа, да и то понаслышке. Жору я мог потрогать рукой, выпить с ним пива… И, конечно же, активированный в дезинтеграторе Хинта кремний. Этот воистину божественный порошочек, полученный из природного минерала цеолита, магамин, как его величают ученые, позволяет клеткам, измученным нашей цивилизацией, найти в себе силы для ремонта поврежденных ДНК и вопреки всем пережитым катаклизмам снова улыбнуться. Клетки ожили: взволновалась и затрепетала, как флажок на флагштоке, клеточная поверхность, раздышались, словно меха кузнеца, митохондрии, закачал калий-натриевый насос. А как заработал аппарат Гольджи, порция за порцией выбрасывая из клеток ненужные шлаки. Я любовался своими клетками и радовался их успеху. Еще бы! Ведь каждая из них была частью меня, моим продолжением, моей вечностью.
Я вхожу в такие профессиональные подробности лишь для того, чтобы каждому, кто когда-нибудь будет это читать, было ясно, в какую глухую и никем не хоженую чащобу жизни мы забрались. Да, мы были уже там, совершенно обездвиженные, скованные по рукам и ногам лианами поиска и любопытства. И пути назад уже не было.
У меня, как у каждого серьезного испытателя, в душе еще таилась тревога, что чего-то я не учел, и эта вспышка жизненных сил, которую я возбудил в клетках, может так же быстро угаснуть и умереть. Но когда через час или два, а может быть, прошло часов пять или шесть (для меня тогда время остановилось), когда я увидел, что в цитоплазме начали формироваться для укрепления цитоскелета микротрубочки, я облегченно вздохнул и включил электрочайник. Мне даже почудилось, что я слышу их голоса. Многолетний опыт подсказывал мне: нельзя успокаиваться! Но у меня уже не было сил стоять кряду еще несколько часов, наблюдая в микроскоп за этими фабриками жизни. Ноги дрожали, глаза слезились и уже не хотелось есть. Мечта упасть в постель и забыться казалась неосуществимой. И все-таки я позволил себе упасть в кресло, смежить наглухо веки и дождаться, когда закипит вода в чайнике. Я на ощупь выдернул шнур из розетки и этим действием выключил и себя. Не знаю, сколько я спал, но когда проснулся, вода в чайнике была холодной. Прошел час. Или два. Я снова воткнул штепсель в розетку и стал ждать. Чего, собственно? Я знал, что вода в чайнике в конце концов закипит. И в конце концов я выпью свой кофе. Но меня, известное дело, интересовал не чайник, не кофе и даже не стук, время от времени доносившийся со стороны двери. Я не мог заставить себя встать и заглянуть в микроскоп. Ясное дело, что меня больше всего на свете интересовало: как там мои клеточки, мои крохотулечки? Мой мозг похлеще самого скоростного компьютера перебирал варианты поведения клеток, из которых я теперь мог вырастить самого себя. Самого себя, свой собственный клон! О, Пресвятая Мария! Осознание этой возможности перехватывало мне горло, останавливало биение сердца. Никому в истории Земли не приходилось переживать это чувство творения,
