ловли Митт уже не боялся городских мальчишек. Он почти не вырос – наверное, потому, что работа была слишком тяжелая, – но стал таким же крепким и сообразительным, как любой из его сверстников на берегу, а на язык – даже острее их. Он знал все ругательства, какие только существовали, и не лез за словом в карман. Теперь и мальчишки, и девчонки относились к нему с уважением. По правде говоря, многие не прочь были подружиться с Миттом. Но тот их сторонился. Эти дети – или такие же, как эти, – портили ему жизнь, когда он только приехал в Холанд, и оказалось, что он все не может забыть. Ему больше нравилось проводить время в компании взрослых. На берегу и в море он отпускал такие шуточки, что медлительный великан Хам покатывался со смеху, и даже Сириоль улыбался. Митту это нравилось. Так он чувствовал себя взрослым и независимым.
И хорошо, что Митт был таким независимым.
Мильда совершенно не понимала, что значит жить по средствам. У нее вошло в привычку «случайно замечать» что-нибудь, когда она возвращалась домой с заработком. В одну неделю это оказывался огромный кекс в глазури, в другую – красивые сережки.
– Надо же как-то поддерживать самоуважение, – говорила она Митту, когда он пенял ей. – О меня тут постоянно ноги вытирают, и если я не смогу хоть чем-то себя подбодрить, то просто пропаду, непременно пропаду.
Может, и так, но если Мильда «случайно замечала» то, что стоило больше ее заработка, она не задумываясь брала и деньги Митта, когда того не оказывалось дома. Ему пришлось прятать свой заработок, иначе они голодали бы. Его ужасно угнетала эта ответственность.
Как-то вечером он вернулся домой совершенно без сил и обнаружил, что Мильда купила целый бочонок устриц. Это стало последней каплей. К тому же мать откупорила бочонок и оставила его на солнце под окном. Устрицы уже пахли как-то странно, и муравьи ползли вверх по стенкам бочонка, намереваясь обследовать его содержимое.
– Зачем тебе понадобилось их покупать! – закричал Митт.
Мильда страшно обиделась.
– Ох, Митт! Я же хотела побаловать тебя лакомством…
– Но их же тут тысячи! – заорал он. – Как нам съесть такую уйму? Если тебе хотелось устриц, то я бы достал их. Даром, у Дидео! Честно, за тобой нужно смотреть, как за ребенком! Ты и дальше будешь такое вытворять?
– Говоришь точь-в-точь как твой отец, – холодно заявила Мильда. – Если хочешь знать, эти устрицы были очень даже выгодной покупкой: всего две серебряные монеты. Так что тебе бы следовало радоваться.
– Две серебряные монеты! – Митт воздел обветренные руки к потолку. – Это не выгодная покупка. Это грабеж среди бела дня, вот что это!
Митт, Мильда и муравьи ели устриц на ужин и на завтрак, а потом матери с сыном стало нехорошо, зато муравьи ничуть не пострадали. Хам помог Митту выбросить остаток устриц в гавань.
– А она взяла и заплатила за это две серебряные монеты! – ворчал мальчик.
– Не ругай ее слишком уж. Она привыкла к лучшему, –
