style="font-size:15px;"> Мое возвращение в Амазонию стало началом исцеления. Но прежде предстояло проделать огромную работу. Я был тяжело болен. Мне пришлось взломать свою биологию, чтобы включить гены, которые создают здоровье – с их помощью можно вырастить новый мозг, новое сердце и новую печень. И я должен был напомнить себе: «Нет никаких гарантий, Альберто. Существует разница между лечением и исцелением. Возможно, ты не вылечишься и умрешь. Но что бы ни случилось, твоя душа исцелится».
Из Амазонии мы с Марселой полетели в Чили, в наш Центр энергетической медицины около Аконкагуа, самой высокой горы западного и южного полушарий. На языке инков «Аконкагуа» означает «место, где встречаешься с Богом». Это как раз то, что мне было нужно. Настало время для встречи, которую я так долго откладывал.
Мое тело было «дорожной картой» джунглей и гор, где я работал антропологом и привлекал смертоносных существ, которые селились во мне. Джунгли – это живая биологическая лаборатория, и если вы проведете там достаточно времени, то станете частью эксперимента. Я знал антропологов, которые умерли от тех паразитов, которых я теперь носил в своем организме.
В действительности девственный тропический лес Амазонии свободен от большинства болезней, но на пути к нему вам нужно проходить через замусоренные сторожевые посты западной цивилизации. Индейцы слишком мудры, чтобы разорять свои родные гнезда и загрязнять питьевую воду. Но белый человек окружил себя морем отходов и нечистот.
Духовная медицина, знание о которой мне передали шаманы в Амазонии, весьма мощная, но ее следовало дополнить западной наукой. Врачи назначили мне лекарства от гельминтов – тот же препарат, который я даю своим собакам, и антибиотики для уничтожения других паразитов. Мой мозг горел и плавился от ядов, образовавшихся под действием лекарств и из-за массовой гибели микробов. Я должен был провести детоксикацию мозга, чтобы избежать полного безумия.
Туман и смятение в мозге становились заметными, когда я пытался играть с Марселой в скраббл. Эта игра стала барометром моего психического здоровья. Я не мог подобрать слова и начал терять ощущение самого себя. Меня охватила паника: «Что, если я забуду, кто я такой? Что, если я потеряю самосознание?» Безумие пристально смотрело на меня с небосклона – я его видел, чувствовал, вдыхал. Это вызывало неприкрытый страх во всем моем существе.
По иронии судьбы, меня спас именно этот страх потерять себя: следующие три месяца я просто наблюдал за переживаемым безумием. У буддистов есть мощная практика самоизучения, которая начинается с вопроса: «Кто я?» Через некоторое время вы думаете: «Кто задает этот вопрос?» Поэтому я стал спрашивать себя: «Кто сходит с ума?»
Спрятаться было некуда. Я видел безумие; другие тоже его видели. Но, как всегда, у этой боли была и другая сторона. Глубину бездонной пропасти, в которую погрузился мой дух, компенсировала высота полета моей души. Я начал понимать, кем был с незапамятных времен и кем буду после
