венец эволюции! Мы рождены, чтобы править!
«Дух», «мана»? Кицум пока мало что понимал, но с этой «шиншиллой в шляпе» лучше вести себя осторожнее. В холодных темных храмах обычно водятся пренеприятные твари. Этот, похоже, еще и заброшенный: пыльные фрески и витражи с эротическими картинками, опрокинутые стулья, затянутые паутиной, и зловещего вида алтарь с довольно спорной скульптурой. Козломордый сатир и горгулья сладострастно слились в недвусмысленной позе, а гипертрофированные гениталии выдавали стремление к восхвалению всех видов порока.
– А что, за отсутствие маны здесь так жестко наказывают? – покосился на статуи Кицум, пытаясь свести концы с концами. Неужели он действительно жил здесь раньше?
– Конечно, наказывают. Примерно так же, как выпрыгнувшую на берег рыбу – воздух безжалостно мстит ей за глупость! – прыснул в кулак старичок. – Дух без маны не живет, идиот! Без нее он покойник.
– Хотите сказать, я всегда был духом? А моя человеческая жизнь лишь сон разума, господин?..
– Дюббук. А бардо отсидел в людском облике, что ль? – недоверчиво прищурился тот. – И вот прям всё помнишь?
– Я помню себя человеком. А вот духом не помню… – Кицум жалобно потряс щупальцами, не веря, что это скользкое богатство принадлежит ему.
– Чудны бездны адских миров, упаси Мать Теней от такой участи… – пробормотал Дюббук под нос и ойкнул, выдернув пучок волос из левой ноздри. – Заговор, чтоб не затащило туда… – ворча, пояснил он. – Страшно, небось, было побыть человеком-то?
– Да нет… Как-то привык, – смутился Кицум. Ему почему-то вдруг стало стыдно.
– Во-о-от! Это и есть самое страшное. Привычка! – старик грозно потряс указательным пальцем. – В каждом из нас зреет мерзкий червь человечности. Порядочный темный дух обязан извергнуть из себя скверну гуманизма! Ибо нет греха больше, чем подобная избирательность. Чем монстры хуже? Вредить, так всем! Любить, так насмерть!
В чем-то он был прав. Гуманизм утверждает ценность человека как личности, его право на свободу и счастье, но ничего не говорит о существах, которые его окружают. Скорее, именно за их счет он и провозглашает столь выгодные для себя добродетели. У остальных наверняка имеется собственный взгляд на эти «вечные ценности».
– Ясно. Где-то есть еще и светлые духи? – спросил Кицум, тревожно оглядываясь. К счастью, белокурые рыцари на розовых пони, видимо, пускали радужные пузыри в храмах почище.
– Куда же они денутся-то? – зло сверкнул Дюббук глазками. – Есть, конечно. Имя им легион! Впрочем, в наше смутное время всё смешалось. Теперь это только вопрос самоидентификации. Ну, и точки респа, разумеется. Вот ты, к примеру, воскрес здесь, а значит, традиционной ориентации.
– То есть я злой дух, правильно? – поспешил уточнить Кицум принципиальный для себя момент. В своих фильмах он всегда выбирал «темную сторону силы», а особенно хорошо чувствовал себя в прожорливых многотонных монстрах.
– Скорее,
