глаза ладонью от солнца.
– Нельзя выйти тем же путем, каким вошел, – ответила Лисья Шапка. – И если снова туда отправишься, то не войдешь тем же путем.
– Да?
– Потому что, – добавила она, – вернуться вообще невозможно. Только идти вперед.
Широким шагом она двинулась вперед по разнотравью. Дарр Дубраули полетел к старому Дубу: с него он впервые увидел Людей, которые – вот так так! – на том же месте и стояли. Дарр выкрикнул клич прощания, подумав, что, быть может, никогда больше ее не увидит, хоть это и невозможно. Ка! – закричал он. Только это. Но стоило ему произнести это слово – Ка! – мир вокруг изменился: луна, вересковая пустошь, гора, бегущая девочка, которая подняла руку, но не оглянулась, – все разлетелось в разные стороны, стало огромным, но более четким, чем прежде.
Воронье зрение вернулось к Дарру.
Деревья перестали на него смотреть, небо не давило, а солнце потеряло лицо. От озера поднимался холодный синий воздух. И весь мир раскинулся вокруг, открытый для зоркого глаза.
И там, вдалеке, вон там он увидел проблеск сине-черно-фиолетового: Вороны, чем-то занятые на земле. Тут все ясно. Что они там нашли? Что едят?
Он опять закричал: Ка! Ка! – и издалека, где услышали его клич, послышались отклики. «Кто ты такой и чего тебе нужно?» – кричали Вороны, но Дарр Дубраули ответил только: Ка! – и остальные снова откликнулись, и из их кличей сплетался мир. С другой стороны послышался другой зов, откуда-то с поклюва, да: «Подлетишь ближе, и я тебе всыплю!» Дарр Дубраули расхохотался, и от его смеха бурые поля и золотые леса, далекая река, вороньи владения стали сильней, ясней. Его острый взор охватил их. Вот Ка, и вот Дарр здесь.
Только когда Лисья Шапка вернулась в свою деревню, она поняла, что миновал не один сезон, но много лет утекло за несколько дней с тех пор, как она ушла в лес за украденной шкуркой. Знакомые повзрослели и состарились, некоторые умерли; выстроили новые жилища, и в них поселились новые семьи. Она чуть не умерла от неприкаянности. Певец – он постарел, но не изменился – единственный не удивился, увидев ее, единственный не стал в опаске сторониться ее. Он обнял ее, и она заплакала и надолго осталась с ним, бледная и безмолвная, а он заботился о ней.
Потом она рассказала об этом Дарру Дубраули.
Для него тоже за один сезон прошли годы, но тут было сложней сказать. Разумеется, он увидел много незнакомцев на зимней ночевке, но это было обычное дело. Та, кого он называл Младшей Сестрой, вернулась в стаю, одна и очень грустная: однажды, рассказала она Дарру, Бродяга, ее супруг, улетел на дальнюю границу их маленького надела и не вернулся; она его так и не нашла. Больше тут нечего было сказать. Дарра озадачило то, что, когда он спросил, были ли у нее птенцы, она глубоко вздохнула и ответила: «О да, много-много». Но когда он пытался выяснить у других Ворон, как долго его не было, в основном они говорили, что не заметили, как он исчез, поэтому не заметили и его возвращения.
Он занял свое место среди них и о большем не просил.
