в моей жизни. Тогда я одолел болезнь и окреп, теперь же нет у меня на это сил. Не раз в последние месяцы искал для себя легкую болезнь или хотя бы несколько недель отдыха. Тяжелой болезни я не желал, лишь бы оставили меня в покое окружающие, от Натана и до Рахели. Но сейчас, кажется, я серьезно заболел.
Лежит рядом со мной мальчик по имени Дани, играет со своей старшей сестрой в карты. Голова его обмотана бинтами, вероятно, обрита. Тасуют карты, и обсуждают его возвращение домой: намечают время, когда к ночи пойдут спать, когда ему делать уроки, когда есть сладости. Кажется, собираются каким-то неожиданным образом удивить мать. Речь мальчика приятна, но сбивчива, ему явно не хватает слов. «Сейчас понятно, почему я провалился на экзаменах: у меня была серьезная проблема», – говорит Дани. «Теперь перестанут сердиться на тебя», – поддерживает его сестра.
Между мной и мальчиком лежит взрослый мужчина, одетый в халат и, кажется, с зеленым галстуком на шее. Или я принимаю за галстук складку простыни. Он слушает какую-то передачу. Около него пустой стул. На маленьком столике торт. По-моему, торт творожный. Бутылка с водой. Полагаю, что главные разговоры с врачами и медсестрами от имени палаты ведет именно этот человек.
Прикатывают другую койку, перекладывают меня на нее, вкатывают в лифт, чтобы везти на этаж, где располагаются лаборатории. Я ощущаю болезненность по всему телу. Рвота ослабла, но температура очень низкая и головокружение усилилось. Надо что-то извлечь из моего тела, чтобы стало легче, но что, не знаю. Главный врач осторожно и тщательно обследует все части моей головы. Я полагаю, что даже слабость мою он ощущает руками. Выходит в соседнюю комнату. Две медсестры перешептываются. Давно не видели врача в таком напряжении: «Можно подумать, что это его сын». – «Именно сейчас привезли мальчика после дорожной аварии. Слышала, что можно нащупать у него перелом черепа обычным прикосновением. Почему же мы столько тратим времени на этого больного? Надо бежать на помощь к мальчику». Тем временем берут кровь. Вена моя не знала этого со времен той детской болезни.
Возвращают в палату. Мальчик дремлет, сестра смотрит на него. Мужчина сидит на койке и жует свой обед. Я начинаю дремать. Кто-то входит в палату, смотрит на меня. Я не вижу, кто это, и не жажду видеть. Мне все равно, даже если я усну в его присутствии. Ничего меня не влечет, кроме желания обнять голову сына Ярона. Засыпаю, и снится мне обычный для меня сон, однако даже во сне сильная слабость не покидает меня. В одном из снов дает мне машину мой друг, который потерял обе ноги на войне. Он еще продолжает объяснять мне, как управлять машиной, а я уже еду на ней, и со мной в кабине несколько детишек. Через некоторое время один из детей объясняет мне, где замедлить движение и остановиться. Я не представляю, как управляет машиной человек, лишенный ног. Можно предположить, что он все делает руками. Также не ясно мне, где точно сидеть. Машина приближается к крутому спуску, но если я прижмусь к постоянной линии обочины, возможно, сумею проехать не сорвавшись
