ними нервотрёпки окончательно меня доконали. Мне необходимо было немного развеяться, иначе я своего поведения никак объяснить не могу.
Хотя, возможно, дело ещё и в Димке. Димка, в отличии от меня, любит проводить время в толпе – вот из кого точно получится настоящий журналист. Понятия не имею, как он успевает ещё и сессию закрывать каждый раз со своим беспокойным графиком, как мы вообще с ним умудрились подружиться и как он уговорил меня в этот раз отправиться с ним.
Я до последнего не верил, что поеду на ночь глядя в дом какого-то незнакомого мне человека на окраине города. И когда принимал душ, и когда собирался, и даже когда уже выходил из квартиры. Матери пришлось нагло наврать («творчески сымпровизировать», как говорил Димка), что собираюсь готовиться к семинару с собратьями по несчастью. По крайней мере, у неё останется иллюзия моей безопасности. Наверняка она бы взбесилась, если бы узнала правду. Я был уже не школьник, чтобы меня наказывать, но раньше подобные ситуации всегда ставили её в сложное положение: я был из тех, кого не пронять, например «домашним арестом». Я частенько устраивал его себе сам. И получал от этого большое удовольствие.
На самом деле, дом, куда я направлялся, был расположен недалеко. Просто этот микрорайон находился на отшибе, несколько отстранённо от города, и несколько… в лесу. Благо, туда всё же ходили автобусы, ведь, по иронии судьбы, в той же стороне был расположен и наш университет. Ироничным в ситуации было то, что этим маршрутом я обычно ездил только туда. А теперь ехал той же дорогой на странную тусовку. Мой дед, обладающий странным чувством юмора, сказал бы, что «это почти полёт Гагарина в космос».
Автобус шёл неспешно и, тем самым, дал мне немного времени настроиться. Я всегда неуверенно чувствую себя в больших компаниях, особенно, среди тех, с кем почти или вообще не общался. А на этом празднике жизни предполагалось много незнакомых людей. Я с трудом-то могу вспомнить большую часть своих одногруппников по лицам и именам. А про людей с параллели и говорить нечего.
Может, в том месте мне удастся с кем-то пообщаться кроме Димки? Общения мне всегда было нужно не слишком много: там, где у других была ванна, связанная с этой потребностью, у меня была чашка для чая. Я рассчитывал наполнить эту изрядно опустевшую ёмкость до самых краёв и последующий месяц, не отвлекаясь, готовиться к сессии. Главное, чтобы не перелилось.
В салоне пойманного автобуса, к моему счастью, было довольно тепло, особенно, после морозной остановки. Это подействовало на меня расслабляюще. Таких искателей приключений, которые поздно вечером поехали бы в ту сторону, кроме меня нашлось мало, так что я мог свободно расположиться на свободном сидении около окна. Мне даже было жаль, что путь предстоял не слишком долгий. В компании с музыкой в наушниках здесь было даже комфортно.
Я любил смотреть в окно и наслаждаться теми образами, которые дарил мне путь. Они часто давали мне много новых идей и мыслей, даже если я на это не рассчитывал. Именно в подобной поездке я придумал тему для своего первого рассказа, принял решение поступать на факультет журналистики и осознал, что влюблён в однокурсницу, как последний дурак. Последнее не сильно меня радовало, но с тех пор настолько же плохих мыслей в автобусе ко мне не приходило. Разве что – огорчения из-за заморочившей мне голову учёбы.
Отзываясь с этой мыслью, мелькнул университет, автобус ненадолго замер на остановке, никого не дождался и поехал дальше. Спустя какое-то время после этого началась лесная, пригородная зона. Фонарей здесь было мало, так что виды ожидали жуткие. Уютно было смотреть на них из окна салона освещённого транспорта. А вот оказаться там под снегопадом и в абсолютной темноте абсолютно не хотелось.
Скоро пейзаж из черноты древесных стен сменился участками с жилыми коттеджами, однако от этого мне спокойнее не стало. Никогда не мог понять, что люди находят в круглогодичной жизни загородом. Конечно, собственный коттедж – это не просто летняя дача с уличной будкой-туалетом. Да и, возможно, есть некоторый комфорт в отстраненности от города, когда под окнами не шумят постоянные машины и не слышно галдежа прохожих. Однако меня, представителя урбанистического поколения девяностых, мысль о постоянном пребывании загородом заставляла чувствовать себя отрезанным от жизни. Даже если всеми возможностями этой жизни (типа ночных клубов и всяческих баров) я не наслаждался в полной мере, мне необходимо было знать, что они у меня есть. Как и возможность не идти через тёмный лес в непредвиденном случае. Стоит ли говорить, что отсутствие во многих загородных местах интернета вовсе расценивалось мной, как трагедия?
Я понадеялся, что на обратном пути удастся упасть к кому-нибудь на хвост, чтобы меня подкинули хотя бы до города. Такси в эти дали мне вызывать не хотелось, а другой транспорт, кроме машины, через пару часов перестанет ходить.
Эта мысль меня не утешила, как мало обрадовала меня и необходимость наконец выйти на нужной остановке. Это была практически конечная.
Я вышел из автобуса и поёжился. Ветра не было, но снег падал
