пути.
Ноябрь 1899 года. Лоренцу-Маркиш
«Дорогой отец! Пользуюсь представившейся возможностью послать тебе весточку о себе и сразу сообщаю, что со мной, слава богу, всё хорошо. Здоров, бодр и даже сыт. Про нос в табаке опустим. Не курил и курить не собираюсь. Морской этап позади. Перенёс его на удивление просто. Вода в океанических масштабах не вызвала морской болезни. Утром разрабатывал мышцы, днём бродил по кораблю и читал, вечером любовался закатами, а ночью восхищался звёздным небом над головой. (О моральном законе Канта опустим.)
До Александрии была скука смертная. После моё одиночество скрасил один англичанин. Как и я, корреспондент. Правда, я ему не открылся. Придумал зажигательную историю про любовь к венгерской циркачке и купца-отца, торгующего скобяным товаром, отправившего меня на разведку. Простишь? Сам не знаю, зачем выдумал? Мы с ним на пару убивали время на пароходе за беседами и физическими занятиями.
Однажды утром, после одной из тренировок, проводившихся до подъёма основной публики, застали необычную суету на судне. Команда с загадочными лицами перебегала с носа на корму и обратно. Бегали не то чтобы быстро, но часто и сосредоточенно. Чем обратили на себя моё внимание. Обслуга была предельно вежлива и корректна. Делала удивлённые и невинные глаза, когда слышала вопрос о причинах такого поведения. Или несли такую ахинею, которую и враньём-то назвать нельзя.
Через полчаса после ланча пробили склянки, и душераздирающий вопль прилетел с кормы. Потом кто-то ударил во что-то металлическое. Ответили медным дребезгом и хором дикарей на баке. И следом по всем палубам что-то дробно зазвучало и мелко загремело. Казалось, что где-то за бортом огромная и пышногрудая цыганка трясёт своим монисто. Обернувшись в сторону крика, увидел как с юта[23] расползается разряженная толпа. Перемазанная чем-то чёрным, с нелепо подведёнными глазами и размалёванными губами. Украшенная чем угодно: рваными тельняшками, рыболовными сетями и растительными юбочками. Последним появился „старец“ с накладной бородой из мочала, трезубцем и сползающей на глаза жестяной короной. Оказалось, прибыл не кто иной, как Царь Морских Глубин и Владыка Вод Посейдон, он же Нептун. „Канцлер“ пересекал экватор. Всех новичков мужского полу „воинство“ Нептуна кидало в старый парус, натянутый наподобие гамака. Его усердно наполнили забортной водой. Женщин, несмотря на истошный визг, окатывали ею из кружек. Потом Нептун всех поздравил и выдал бумагу о пересечении экватора. Вечером был торжественный ужин, песни и танцы до упаду.
Сразу вспомнились мне наши праздники в Павловске. Не хватало твоего таланта, твоей выдумки и твоего размаха! Представляю, какой бы ты грандиозный праздник закатил! А каким бы был Нептун в твоём исполнении! Искромётный и хулиганистый. Даже настоящий Царь Морской – и тот бы позавидовал.
Почему-то всё время путешествия преследуют строки из „Паруса“: „Что ищет он в стране далёкой? Что кинул он в краю родном?…“ В голове, порой до навязчивости, звучат
Бак и ют – носовая и кормовая надстройки на палубе судна.
