а несете – черт знает, что! Как это меня бросить на бабки?! – Выпрямился, на Пантелеича кинулся с кулаками. – Я тебе предложу сейчас провести фейсовую операцию!
Да с этими словами, как вдарит тому в нос. Пантелеич отлетел к стене. Видит ярость в глазах друга-хирурга, притворился беспамятным.
Горымыч ко мне обернулся, грозно смотрит. Буравит взглядом, того гляди: дым из ушей повалит да из ноздрей, покраснел лицом.
– И ты с этим согласен?
Сам брови сдвинул. Бутылочку в карман положил. Кулаки сжал, на меня пошел.
Ну, что мне оставалось делать? Тем более я и не понял совсем Пантелеича. Вот притворщик. Лежит. Заварил кашу, сам убег в бессознательное состояние.
– Ну, что ты, Горымыч, – виновато глянул я на него, – я ж ни сном, ни духом, о чем он там спьяну говорил. Хотя только по одной выпили, а его вон сразу прихватило. Белочка видно его в оборот взяла, слава богу, ты пришел. А то совсем ему кердык был бы. Ишь чего удумал бабам кипятком губки подправлять.
– Что?! – Горымыч, аж рот от удивления открыл, – так этим он хотел меня на бабки кинуть…
И вдруг расхохотался. Я на него смотрел в ожидании. Знаю его нрав: вот смеется, а тут вдруг психанет. Смотрю, пронесло. Присоединился к его веселью. Глядь Пантелеич зашевелился. Сел и давай ржать, как в ничём ни бывало.
Мы в удивлении на него смотрим. Не поймем, и такой страх за него случился, не белочка ли его ржать заставляет. Подошли к нему наклонились. Горымыч лоб его потрогал, к глазам руку протянул, Пантелеич оттолкнул. Сам остановиться не может, хохочет.
И вдруг проговорил:
– Пусть бабы бабки готовят… губы поправлять у хирургов… Не повезло тебе, Сидрыч, – друг у тебя хирург…
Ну, после этого мы дружненько к столу прошли, за мировую выпили, и пошла у нас веселая беседа, правда уже об изобретении ни-ни…
Рассказ третий.
Иван Сидорович вел беседу, играя в домино со своим приятеле Николаем Константиновичем. Потягивая из бутылки пивко. Николай Константинович изредка бросал взгляд на друга, отвлекаясь от своих доминушек, заполнивших ладонь до отказа, зажатых пальцами, чтобы не дай Бог не рассыпались. Почти не слушал. Был увлечен игрой.
– Рыба! – вскрикнул неожиданно Иван Сидорович.
– Гадство! – недовольство Николая Константиновича выразилось стуком по столу доминушками. В раздражении стал собирать их в коробочку. – О чём ты там говорил? Слышал я, что ты только вчера возвернулся из Стукалушкина? Как там? Что нового?
Иван Сидорович, помогая собирать доминушки, радостно сообщил:
– Хочу жениться…
– Как это? Ты ж зарёкся, что больше в семейность ни ногой! После твоей Лариски сухостойки… как ты с ней жил? Столько в ней агрессии, что не только на тебя хватало, но и нам перепадало…
– Так это совсем другое, дорогой мой друг! – хлебнув пивка и чистя хвост воблы, довольно улыбнулся Иван Сидорович.
– Ну, тогда
