Эндрю, – Анны ласково улыбнулась.
– Привет, Анна, – вежливо отозвался человек в коляске, не поворачивая к ней головы и не отводя глаз от мемориала, – приятный день, не так ли?
– Очень душно, Эндрю, тебе не кажется? Собирается гроза, не лучше ли тебе вернуться к себе?
– Не лучше, – отрезал Торнклиф, – от кондиционеров тянет могильным склепом, и это портит мне настроение. – Я вижу имя Билла Ларсона, почему мне никто не сообщил?
В молодые годы Эндрю Торнклиф и Билл Ларсон были хорошими приятелями, и случилось так, что на закате дней неизлечимая болезнь в одно и то же время подвела их к грани между жизнью и смертью. Накануне ночью Билл переступил эту грань, но Эндрю все еще стоял по эту сторону, и Анна, боясь негативной реакции, велела персоналу скрыть от него смерть друга – к сожалению, безрезультатно. Теперь, настороженно наблюдая за насупившим брови человеком в коляске, она мягко и спокойно пояснила:
– Его имя внесли только сегодня утром, Билл покинул нас этой ночью, и я просто не успела тебе сообщить.
Это была идея Сильвии Нортон, урожденной Гримвэйд, – возвести в саду мемориал в виде книги и на каменных ее страницах высекать имена усопших в стенах хосписа. Анна поначалу возражала, сочтя это, мягко говоря, нелепостью, но к ее удивлению мысль оказалась удачной – пациентов, решивших провести последние дни жизни в хосписе, словно завораживало то, что имена их будут не позже, чем через два часа после кончины, выписаны на камне золотыми буквами.
Каменная книга хосписа в Гаденвэйле
Почему? Как врач и опытный психолог Анна постоянно пыталась найти этому объяснение. Умирающие надеялись, что золотые буквы на камне продлят им жизнь? Или полагали, что таким образом им гарантирована вечная память? Пациенты часто подъезжали к мемориалу в креслах и долго смотрели на каменную страницу – словно пытались определить на ней «свое» место. Вот и Эндрю Торнклиф, внутренности которого пожирал рак поджелудочной железы, с какой-то детской досадой в голосе обиженно молвил:
– Чертов Билли, как обошел меня, а? Я-то думал, следующее имя после Стюарта будет моим. Знаешь, Анни, сегодня с утра болей совсем не было, я даже не велел этой противной Даллас делать мне укол. От уколов в голове туман, а я думал, мы с Биллом после ленча немного поболтаем в гостиной – вчера он говорил, что ему лучше. Говорил, что ему лучше, а сам ушел.
Здесь, в хосписе, принято было говорить «ушел», а не «умер». Анна перевела дыхание и сказала то, что полагалось говорить в подобном случае:
– Что поделаешь, Эндрю, жизненный путь каждого из нас конечен. Это закон природы, его не изменить, поэтому нужно жить настоящим. Билл Ларсон завершил свой путь, но он продолжает жить в наших сердцах и в нашей памяти.
Однако Торнклиф думал о своем и явно ее не слушал.
– Бедняга Билл! – говорил
