уважительно. Если в кабинет подали чай, разумеется, отец предложил и секретарю.
Это было сказано без вызова, но с таким достоинством, что даже старый волк Ванюхин немного присмирел.
– Пусть так. Выпили они чаю с мятой и мышьяком, разошлись, а остатки дохлебал несчастный болван Крупенников. Отравитель на подобный исход никак не рассчитывал. Если бы барон умер один, преступление наверняка сошло бы с рук. Ваш батюшка был человек нездоровый, приступы недомогания и рвоты случались с ним часто. Полиции бы и в голову не пришло усомниться в причине смерти. Но кое-кому здорово не повезло. Три смерти зараз! Такое даже здешней полиции покажется подозрительным, – вновь всадил шпильку в московских коллег петербуржец. – Что не стали умничать сами, а пригласили меня – похвально. Зосим Ванюхин свое дело знает. Одно умышленное смертоубийство и два неумышленных – это вечная каторга, – с нажимом произнес следователь, в упор глядя на Сергея Леонардовича. – Лес рубили – щепки полетели. Вот по этим-то щепкам я преступника и разыщу. Много времени не понадобится. От «кому выгодно» до «кто виноват» тропа короткая. Засим откланиваюсь. Ненадолго.
На этой зловещей ноте Ванюхин поднялся, склонил голову перед вдовой и вышел. Братьев фон Маков поклоном не удостоил, а на Фандорина даже и не взглянул.
К сему моменту Эраст Петрович уже решил для себя, что за дело не возьмется. Хоть грубость Ванюхина и оставила у коллежского асессора неприятный осадок, но понять Зосима Прокофьевича было можно. Очень богатые люди похожи на больных, страдающих каким-то малопристойным недугом. Им неловко перед окружающими, а окружающим неловко с ними. Вероятно, даже самые обычные человеческие чувства – любовь, дружба – для такого вот Сергея Леонардовича совершенно невозможны. В сердце у него всегда будет копошиться червячок: невеста не меня, а мои миллионы любит; товарищ не со мной, с моими железными дорогами дружит.
Ну и потом, что за отвратительное высокомерие? Князь Владимир Андреевич говорил, что молодой фон Мак очень просит, прямо-таки умоляет навестить его для сугубо конфиденциальной беседы. А он даже поздороваться не соизволил.
Фандорин чувствовал себя задетым и, едва за следователем закрылась дверь, тоже хотел молча повернуться и уйти (сесть коллежскому асессору так никто и не предложил).
Но новый главноуправляющий компании «Фон Мак и сыновья» предупредил его движение.
– Ради Бога, простите! – воскликнул он, поднявшись. – Я сейчас объясню мое странное поведение… Матушка, это тот самый господин Фандорин, из-за которого я ездил к губернатору. Эраст Петрович – моя мать Лидия Филаретовна, мои братья – Владимир и Александр.
Дама ласково улыбнулась, оба юноши вскочили, учтиво наклонили головы и снова сели.
– Прошу сюда, – показал глава компании на кресло подле себя. – Ах, если б вы знали, как я раскаиваюсь, что сразу не послушался совета Владимира Андреевича! Он мне еще на похоронах сказал:
