какое – иметь сына олуха!
Клаус не знал, что ответить, тогда кузнец извлек из-за пояса монетку и положил ее на ладонь мальчика.
– Купите себе, господин Клаус Миллер, печатный пряник или пирожок, какой повкуснее, и не держите зла на моего оболтуса, – говоря это, здоровенный кузнец только что не свернулся в три погибели рядом с маленьким Клаусом.
В этот момент к говорившим подошел сам Петер Миллер и встал возле сына.
– Добрейший денек, господин Миллер, – приветствовал его кузнец, немного разогнувшись, так как главный в Оффенбурге палач был весьма миниатюрен. А разговаривать с ним, возвышаясь, точно пожарная каланча, кузнец считал опасным, так как Петер Миллер мог счесть это явным оскорблением. Подобострастно улыбаясь, Крохт поспешил протянуть палачу руку. Клаус отметил, что пальцы Губерта-старшего при этом слегка тряслись.
Петер ответил на рукопожатие, скупо улыбнувшись соседу и обняв за плечи сына.
– Скидывай шапку, нахалюга! – Губерт отвесил подзатыльник сыну, заставив его поклониться главному в городе палачу. – Вот, господин Миллер, учу мальца уму-разуму. А то оболтусом растет, не пойму в кого.
– Все хорошо, господин Крохт, – Петер попытался увести с улицы Клауса, но кузнец решил, что его объяснения случившегося пришлись не по нраву палачу, поэтому он потащился за Миллером, громыхая на всю улицу о том, какой у них в Оффенбурге замечательный палач:
– Господин Миллер и в тюрьме людей лечит, кто заболеет. И настойки, какие ни попросишь, изготавливает! И ведьму завсегда распознать могет. А ведь всем известно, что все беды от ведьм!
– Верно говоришь! – К кузнецу подошел бывший солдат. – Господин Миллер так вытянул в колодках мою ногу во время допроса по делу старой Марты Бирсфельд, что та хрустнула, а потом снова стала гнуться. А ведь все соседи знают, что я был ранен в схватке с людьми знаменитого Кровавого Перца, чтоб черти припекли его хилую задницу в аду! И с тех пор уже не мог встать на ногу и передвигался только при помощи костылей!
– Хорошо, хорошо. – Петер Миллер открыл дверь в дом, затолкнув туда сына и продолжая раскланиваться с соседями.
В этот момент взгляд его упал на стоявшего в толпе офицера в мундире цвета вареного рака с золотыми позументами на груди, как носили офицеры личной гвардии бургомистра, и, обреченно вздохнув, Петер пригласил его войти.
Растроганный здравицами, которыми соседи славили его отца, Клаус замешкался было в прихожей, снимая уличную обувь.
В это время офицер вдруг приблизился почти вплотную к Петеру и тихо, но внятно произнес:
– Меня прислал к вам магистр ордена. Скажите только «да» или «нет». Только это и хочет услышать от вас герр Кульер, этого желают все наши братья. Решайтесь, господин Миллер. Как честный человек, вы не можете стоять
