на нем лежал флаг. Жаркий августовский ветер доносил до нас слова священника: «Человек подобен траве, которую рано или поздно скашивают, человек подобен цветку, что расцветает весной и вянет летом, и оттого мы, люди, так любим все мимолетное и преходящее».
Когда служба закончилась, флаг сняли и какой-то человек лет шестидесяти бросил на гроб горсть земли, крошки которой соскользнули в могилу. В некрологе говорилось, что Лебэя пережили сестра и брат. Видимо, землю бросил брат: сходство было не поразительное, но все же было. Сестра на похороны не явилась; вокруг могилы собрались одни «мальчишки».
Двое из Американского легиона сложили флаг в треуголку и вручили его брату Лебэя. Священник попросил Господа благословить их, спасти и сохранить, возвысить и одарить своею благодатью. Скорбящие начали расходиться. Я оглянулся на Арни: его не было рядом. Он отошел в сторону, под дерево, и на его щеках блестели слезы.
– Все нормально, Арни? – спросил я, мысленно подмечая, что покойного никто, кроме Арни, не оплакивал. Знай Роланд Д. Лебэй, что Арни Каннингем окажется единственным человеком на свете, пролившим слезу на его скромных похоронах, он бы наверняка скостил ему пятьдесят баксов за свою дерьмовую тачку. Впрочем, она не стоила и ста пятидесяти.
В какой-то странной, почти безумной ярости он вытер щеки и прохрипел:
– Нормально. Пойдем.
– Ага.
Я подумал, что Арни решил уехать, но нет, он двинулся вовсе не к моему «дастеру», а вниз по склону холма. Я хотел было спросить, куда он, но осекся: дураку ясно, что он замыслил поговорить с братом Лебэя.
Брат тихо беседовал с двумя легионерами, зажав под мышкой флаг. На нем был костюм человека, не скопившего к пенсии больших денег: синий в тонкую полоску, со слегка замасленным задом. Галстук снизу помялся, а воротник белой рубашки пожелтел.
Он оглянулся на нас.
– Простите, – сказал Арни, – вы ведь брат Лебэя?
– Верно. – Он вопросительно и, как мне показалось, чуть настороженно уставился на моего друга.
Арни протянул ему руку.
– Меня зовут Арнольд Каннингем. Я был немного знаком с вашим братом. Недавно купил у него машину.
Сперва брат Лебэя машинально протянул руку навстречу – наверное, жест этот засел в подкорке американцев даже глубже, чем привычка проверять ширинку после посещения общественного туалета, – но, услышав про покупку машины, заметно смутился и чуть не отдернул руку.
Однако же не отдернул. И после быстрого рукопожатия сразу же спрятал ее за спину.
– Кристина… – сухо проговорил он. Да, семейное сходство определенно присутствовало: нависшие над глазами брови, выдвинутая челюсть, светло-голубые глаза. Но все же лицо этого человека было мягче, даже добрее; вряд ли оно когда-нибудь приобрело бы коварное лисье выражение, каким отличалось лицо Роланда Д. Лебэя. – Да-да. Последняя весточка, которую я получил от Ролли, была о продаже Кристины.
Святый боже, и этот величает ее по имени! А брата-то как назвал – Ролли! Трудно представить, что кто-то способен
