что она зарыдала, лишь только осталась одна. Я не мог решиться взглянуть на сыщика и взглянул на мистера Фрэнклина, который стоял ближе всех ко мне. Он казался еще более огорченным, нежели я, тем, что случилось.
– Я говорил вам, что встревожен за нее, – шепнул он. – Теперь вы понимаете, почему?
– Мисс Вериндер, кажется, не в духе из-за пропажи алмаза, – заметил сыщик. – Это вещь ценная… Весьма естественно.
Извинение, которое я придумал за нее вчера (когда она забылась при инспекторе Сигрэве), сделал за нее сегодня человек, не принимавший в ней такого участия, как я, потому что он был посторонним ей человеком. Холодная дрожь пробежала у меня по спине – почему, я тогда не знал; думаю, что в ту минуту у меня, должно быть, мелькнуло первое подозрение о новой мысли (и мысли ужасной), которая появилась у сыщика Каффа лишь на основании того, что он усмотрел в мисс Рэчел и услышал от нее при этом первом их свидании.
– Язык молодых девиц имеет свои привилегии, сэр, – продолжал сыщик, обращаясь к мистеру Фрэнклину. – Забудем о том, что произошло, и приступим прямо к делу. Благодаря вам мы знаем, когда краска высохла. Теперь остается узнать, когда в последний раз эту дверь видели без пятна. У вас, по крайней мере, есть голова на плечах, и вы понимаете, о чем я говорю.
Мистер Фрэнклин постарался успокоиться и с усилием оторвал свои мысли от мисс Рэчел.
– Кажется, я понимаю. Чем точнее мы установим время, тем более мы ограничим поле розысков.
– Именно так, сэр, – ответил сыщик. – Вы смотрели на вашу работу в среду, после того как кончили ее?
Мистер Фрэнклин покачал головой и ответил:
– Не помню.
– А вы? – обратился сыщик Кафф ко мне.
– И я также не могу сказать, сэр.
– Кто был последним в этой комнате вечером в среду?
– Я полагаю, мисс Рэчел, сэр.
– Или, может быть, ваша дочь, Беттередж, – вмешался мистер Фрэнклин.
Он обернулся к мистеру Каффу и объяснил, что моя дочь – горничная мисс Вериндер.
– Мистер Беттередж, попросите вашу дочь сюда… Постойте, – сказал сыщик, отводя меня к окну, где нас никто не мог услышать. – Инспектор Сигрэв, – продолжал он шепотом, – дал мне подробный отчет о том, как он вел дело. Между прочим, он, по своему собственному признанию, рассердил всех слуг, а для меня очень важно успокоить их. Кланяйтесь от меня вашей дочери и всем остальным и скажите им, что, во-первых, я не имею еще доказательств, что алмаз был украден, я только знаю, что алмаз пропал. И во-вторых, обращение мое к слугам заключается просто в том, чтобы просить их помочь мне.
Зная, какое действие произвело на женскую прислугу запрещение, наложенное инспектором Сигрэвом на их комнаты, я поспешил спросить:
– Могу ли я, мистер Кафф, сказать женщинам еще третье? Могу ли я им сообщить, что вы приказали им кланяться и сказать, что они свободно могут бегать по лестницам взад и вперед и заглядывать в свои комнаты, когда это им вздумается?
– Можете, –
