Наш, он либо скряга до сердечного изумления, либо рубаха-парень, широкая душа. Середина – редкость. Не знает наш человек меры.
Человек "оттуда" бережлив. Он потратит ровно столько, сколько нужно для дела. Для его дела. Положит сверху чаевые, размер которых всем заранее известен, и все. Ни тебе порыва, ни тебе "совершать глупости" и "лазать в окна к любимым женщинам". Так что клиента я больше люблю нашего, отечественного. Он прибыльней. Хотя может и надуть.
Возвращаясь к теме дорогих ресторанов: их я не жалую. Можете считать это комплексами или чем угодно еще, но мне искренне претит все, выходящее за рамки здравого смысла. Ну, никак мне не понять, как несколько кусков еды, далеко не всегда вкусной, могут стоить, как половина компьютера.
"Загреб" был для меня чуть менее отвратителен, чем другие заведения высокой кухни. Сказывалось соседство: годы, проведенные рядом, сделали нас почти родными. Да и запахи оттуда, как упоминалось, исходили приятственные. Человеческие. Не в пример другим помпезным местам.
Даже швейцар у дверей меня не встретил, потому как никакого швейцара попросту не было. Это меня тоже порадовало. Не люблю я раболепства. Я – демократ.
Вместо швейцара меня встретила дама-метрдотель, явно опытная как в профессиональном, так и во всех остальных планах. Глядя на нее почему-то сразу складывалось такое впечатление.
– Здравствуйте… – начал я и замялся. Ресторан большой, как спросить про моего клиента – неясно.
– Здравствуйте, – профессионально-дозированно улыбнулась дама, – вы – господин Языков?
– Так точно, – облегченно выдохнул я. Звукам этого бархатного голоса хотелось повиноваться сразу и не рассуждая. Думаю, скажи она: "Вы Иванов?", я ответил бы «да» с не меньшим энтузиазмом.
– Прошу за мной, вас ждут, – произнесла обольстительница, сделав такой величественный жест рукой, как будто приглашала меня вступить во владение наследным замком. Потом развернулась и походкой Клеопатры, завлекающей Цезаря в свои сети, направилась в глубину залов. Я, созерцая, последовал за ней.
В интерьере "Загреба" ощущалось спокойное, уверенное и неброское богатство. Каждый стул стоил, наверное, три моих зарплаты. Возможно, пять. Плавно плывущая впереди корма Клеопатры и ноги ее, подобные нефритовым колоннам (кошмар, пошлость какая!), гармонично вписывались в окружающее пространство. Они, ноги эти, казались спроектированными тем же дизайнером, что и другие детали "загребского" интерьера.
Наконец, мы добрались до массивных, покрытых резьбой, дверей. Дама открыла их и доложила кому-то, мне пока невидимому:
– Господин Языков, – и посторонилась, оставив в проеме часть своего богатого бюста.
Я, чувствуя себя просителем, дождавшимся наконец приема сиятельнейшего князя, вошел в кабинет.
***
Мне нравятся люди, которые не несут в себе сюрпризов. Этакие предсказуемые, без изюминки, индивидуумы. Ты
