с нами, Грегор, – взмолилась я.
Мой сильный, высокий брат, самый старший из нас, детей, в семье, старше меня на пять лет, вдруг показался мне беспомощным, как малое дитя.
– Священник не придет. – Его нижняя губа дрожала. – Потому что наш дом отныне покрыт позором.
Мы уставились на него, как на призрака. Мартин схватил его за руку:
– Что все это значит? Что за глупости ты говоришь?
– Не веришь – спроси отца! – взвился Грегор. – Один из наших соседей ходил к священнику. Донес ему, мол, сам видел, как наша мать подошла к окну, притом она не спала. Она вскричала: «Простите меня!» – и бросилась вниз. Понимаете? Она не ходила во сне. Она покончила с собой!
– Я… я в это не верю, – выдавила я. В голове у меня все закружилось, и я оперлась на стену.
– Не веришь? – Грегор сжал кулаки. – А кому лучше знать, как не тебе? Это ведь ты все время заботилась о ней, когда она проводила все дни в своей спальне, закрыв ставни, в темноте, когда она отказывалась разговаривать и ничего не ела! Только поэтому ты до сих пор не обвенчалась с Аберлином – потому что без тебя мы не справились бы. Разве она не говорила тебе, и не раз, что больше не хочет жить? Ты забыла? И теперь она покончила с собой. Навлекла позор на всех нас! В повозке палача ее вывезут из города и утопят тело в Иле[4] или выбросят в могильник[5].
– Прекрати! – завопила я и бросилась на брата с кулаками.
Мартин оттащил меня в сторону.
– Это поклеп, за такое он предстанет перед судом. Кто такой вообще этот сосед?
Грегор вскочил со стула.
– Иди сам к священнику и спроси его, кто этот проклятущий гад. Я больше ничего не скажу. И придет к нам не священник, а городской лекарь[6]. Он проведет освидетельствование, как при каждом преступлении, происходящем в городе.
Он выбежал из комнаты, и мы услышали, как скрипит под его ногами дерево внешней лестницы дома.
Ближе к вечеру я решила подать запоздалый обед, для чего нужно было приготовить овощной суп, хотя я и знала, что никто из нас к нему не притронется. В том числе и я сама – в душе у меня до сих пор все переворачивалось. Мартин вернулся в доминиканский монастырь, расположенный недалеко от города, отец так и не вышел из спальни, а Грегор шумно перекладывал что-то в подсобке нашей лавки на первом этаже.
Вскоре после того, как около полудня Мартин ушел, я заглянула к отцу. Тот молча лежал на кровати и смотрел в потолок. Я спросила его, правду ли сказал Грегор. Отец вскинулся, запустил пятерню в седые волосы и в отчаянии завопил: «Я уже и сам не знаю, чему верить!» И опять разрыдался. С тех пор я бесцельно сидела в кухне, погрузившись в собственные мысли и глядя на огонь в очаге. Я больше не смогла заставить себя подойти к телу матери.
Для супа нужна была чистая вода, поэтому я потянулась за бурдюком, но вдруг замерла, вспомнив, что колодец находится у соседнего перекрестка. Все соседи будут
Иль – эльзасский приток Рейна.
Могильник – участок земли за воротами города, где закапывали трупы животных и тела тех, кого нельзя было хоронить по христианскому обряду (самоубийц, проституток, казненных преступников).
Лекарь (мастер-медик, doctor medicinae) – врач, получивший медицинское образование в университете; в отличие от врачевателя, занимал более уважаемое положение в обществе и пользовал пациентов с болезнями внутренних органов.
