наполняя тары всех желающих.
Как заслуженную награду за проделанную работу (и деду помог, и мышцы подкачал), я обожал краюху хлебушка макнуть в свежий, насыщенный ярким запахом сушёных трав и полевых цветов гречишный мёд, смачно пожевать, почувствовать терпкость, жжение, небольшое першение в горле и запить молочком. Божественный, ни с чем несравнимый вкус. Бабушка потом ругала за крошки в медовой миске. Говорила: «Надо есть ложкой!» Но ведь хлебом – вкуснее.
Десятки лет прошло, а память о любимом деле дедушки и вкусе его меда до сих пор греет меня.
Чай дедушки.
Как же было здорово чаевничать с дедом, когда теплые посиделки у самовара устраивались летним вечерком. В приятном предвкушении я усаживался за стол, во главе которого дед шумно прихлебывал черный байховый чай, кряхтел от удовольствия, вытирал полотенцем вспотевшее лицо и травил забавные байки.
У бабушки и дедушки быт был простым, без изысков, впрочем, наверное, как и во всех деревенских домах. Однако ж уюта от этого меньше не становилось.
Широкая скамья буквой «г» огибала стол и дальним концом упиралась в стену. На стене по левую сторону от рукомойника и лохани висел дедом сколоченный из тесаных досок посудный шкаф. На той же скамье, у окна, стоял сепаратор, в будние дни на нем бабушка делала самые вкусные в мире сливки.
Часы с кукушкой и гирями в виде елочных шишек на цепочке висели над моей головой. Каждые полчаса дверь открывалась, вылетала невзрачная птичка и механическим голосом «пела» ку-ку отведенное количество раз. Рыжая Мурка о мою голую ногу терлась, ластилась мурча, требовала свою порцию внимания. В настежь открытые створки окна я вдыхал нежность яблони в цвету. Все эти мелочи создавали ламповую атмосферу. Как картина перед глазами.
Готовый поделиться кипяточком самовар на жостовском расписном подносе стоял на краю стола, певуче пыхтел пузатыми боками в усталом изнеможении. С каждым выпитым блюдцем разговор делался неспешным. Преимущественно велись беседы о животных и огородных посадках, не особо интересные мне в силу юного возраста. А вот к завершению, когда хозяйские темы исчерпались, дед переключался на шутливые.
– А знаешь, внучек, как мы сейчас пьем чай? Как называется этот способ? —вопрошал дед хрипловатым голосом, шумно отхлебывал и очередной кусок сладкого белого камня брал из мастерски изогнутой стеклодувом сахарницы.
Я почесывал затылок: всегда пил и не задумывался о названии.
– Просто пьем, и все. Без названия.
– Вот! Не знаешь. Как мы пьём, это называется вприкуску, – дед понизил голос, будто нечто сакральное поведал.
– Сахарок размачиваешь в блюдце, чтобы помяхше стал, кусаешь и чайком запиваешь. Всё делаешь со смаком, с удовольствием. Во! – Для
