посмотрел на Берроуза и ответил:
– Складно.
Вскарабкавшись по шаткой, хоть и металлической, лестничке в сторожку, которая представляла собой ржавый ветхий вагон, они оказались окутанными тлетворным запахом вчерашнего перегара и человека, спящего в «берцах» и сиреневых, вытертых, как сам вагончик, трико на кровати у двери. Еще две пустовали, застеленные грязными одеялами, увенчанные засаленными подушками, что создавало сходство с коечками в какой-нибудь палате онкологической клиники, наполняющейся новыми пациентами.
Алексеев и Берроуз осторожно уселись на одну из кроватей, пружинный матрац которой немедленно продавился до пола. Раздался скрип, который напоминал скорее рев раненого мамонта, чем скрежет металла. Пока сидящие оглядывались, отметив из достопримечательностей сторожки черно-белый телевизор, стоящий на неопрятном табурете, абориген в трико проснулся, закашлялся и приготовился уже было смачно сплюнуть на пол, но увидел людей и с отвращением воздержался. Потом он сел на кровати, показав присутствующим торс, по которому смело можно было изучать определенный раздел анатомии, и обратился к ним с очень простым вопросом:
– А вы кто?
– Алексеев, можно Олег.
– Берроуз, инженер. Кандидат технических наук. Защитил диссертацию…
– А-а…
Человек подошел к столу и с отвращением попил из банки с треснувшей стенкой, наверное, теплой воды. Вернулся на кровать, чихнул и тоже представился:
– Фунт.
Подумав, добавил:
– Можно просто – Фунтик.
Хотел еще что-то сказать, но, почесав косматый затылок, только кивнул.
– А вы почему спите на самой неудобно расположенной по отношению к выходу кровати? – деликатно поинтересовался Берроуз.
Фунт ответил просто:
– А на остальных помирают все. Быстро как-то. Да и до дверей ближе, если что.
Нельзя сказать, чтобы Алексеева и Берроуза ответ этот обрадовал или воодушевил.
В местечковом магазинчике на полках из спиртного были только чекушки с водкой. Стояли они там для приличия – две штуки, одна с красной этикеткой, другая с синей. Под прилавком аналогов им не было, на складе же имелось еще штук тридцать. Выставленные напоказ чекушки покрылись от невостребованности толстым слоем пыли. Этикетки их выцвели от времени, отчего жидкость внутри тары казалось омерзительной.
Однако при этом Астафьево было, наверное, одной из самых пьющих деревень в мире. Не было дома, двора, где утро обходилось бы без снятия похмелья народным способом хотя бы одним из хозяев или постояльцев.
Особой популярностью здесь пользовался ветхий дом на окраине. Дом – не дом… Халупа какая-то.
В один пасмурный день лет за пять до событий, которые автор пытается здесь описать, Мирза привез в этот сарай какого-то безликого, безвозрастного и бесполого человека, которого назвал при всех – Тугрик. А через некоторое время окраина стала самым людным в деревне местом,
